<<
>>

Европейский вектор: неизбежность и пределы

Поиск цивилизационной идентичности неизбежно ставит перед Россией вопрос о том, является ли она самобытной цивилизацией, пред­ставляющей собой особый синтез Европы и Азии, или составной час­тью европейской цивилизации.

И соответственно являются граждане России европейцами или нет. Этому спору уже не одна сотня лет, и по­рожден он стремлением политического класса сначала Российской им­перии, затем СССР, а теперь и Российской Федерации одновременно сохранить традиционные русские ценности, во многом не совпадаю­щие с западными, и завершить модернизацию, что вряд ли возможно без взаимодействия с Европой, без заимствования ее экономической, политической и правовой практики, а следовательно, и без частичного, но хорошо осмысленного заимствования западных ценностей, вклю­чающих как демократические и социальные институты, так и либераль­ные модели в политике и экономике и нормы трудовой морали и по­вседневной жизни (т.е. по сути без частичной модернизации ее цивили­зационного генетического кода).

Следует отметить, что попытки российской элиты найти эту тон­кую грань между самобытностью и модернизацией с опорой на Европу до сегодняшнего дня терпели поражение. В результате Россия металась от одной крайности к другой: от резкого противопоставления себя Ев­ропе до попыток полной «вестернизации» и затем обратного попятного движения. При этом периодически возрождающиеся в той или иной форме представления о необходимости и желательности «особого пути» были и реакцией на неудачи и провалы модернизации, а в ряде случаев вели к усилению в массовом сознании антизападных настроений, тра­диционализма и даже архаики. На этот фактор накладывалась еще одна серьезнейшая трудность в преодолении кризиса национальной иден­тичности для России: глубокий традиционный разрыв в ценностях меж­ду элитными и массовыми группами.

Такой зигзагообразный путь развития периодически приводил к политической дестабилизации, а в ряде случаев — и к революции.

В рос­сийском обществе — как в массовых, так и в элитных его слоях — нет консенсуса по этому вопросу и сегодня, что чревато очередной дестаби­лизацией если не через 1—2 года, то через 5—10 лет. Понятно, что это интеллектуальный вызов для российской элиты. Сразу хотелось бы от­метить: мы придерживаемся той точки зрения, что сама история делает за Россию выбор в пользу европейского вектора развития, учитывая ее неблагоприятную демографическую ситуацию, геополитическую уяз­вимость, технологическое отставание, неспособность самостоятельно освоить свою территорию и природные ресурсы, натиск мирового ис­лама, грядущее давление растущего Китая и другие факторы.

Значимость «европейской самоидентификации» для формирования как внутри-, так и внешнеполитического курса страны год от года будет только возрастать. В то же время следует, конечно, учитывать и то, что Европа (по крайней мере в лице ЕС) отнюдь не торопится включить в свой состав Россию, и даже более того — весьма опасается. Это суще­ственно ограничивает возможности «европейской самоиндентификации» России, хотя и не исключает ее полностью. Наконец, чрезвычай­но важно иметь в виду и то обстоятельство, что при наличии многих общих исторических корней и традиций культурная идентичность Рос­сии системно отличается от культурной идентичности многих европей­ских стран. Это исключает ассимиляционный вариант — возможность «растворения» России в Европе. Его опасается и сама Европа, посколь­ку такой вариант несет в себе потенциальную угрозу ослабления степе­ни интегрированности европейской культурной идентичности. Однако и отказ от культурного сближения с Европой был бы контрпродуктивен для развития как России, так и Европы: для России он означал бы кру­шение надежды на завершение модернизации, а для Европы — на фор­мирование самостоятельного «центра силы», на равных конкурирую­щего с Америкой и Китаем.

Поэтому при всей сложности и противоречивости этого процесса формирование и российской, и европейской идентичности должно идти (и, безусловно, идет) в направлении взаимного сближения и взаимо­действия.

Таким образом, по нашему мнению, формирование новой российской идентичности, которая не противостоит европейской, а сочетается с ней, возможно и необходимо. Для этого, однако, необхо­димы глубокие изменения в массовом и элитном сознании, которые еще не завершены. Россия является европейской страной в силу своей судь­бы, культурных традиций, географического положения. Ее будущее не­разрывно связано с Европой. Потенциал российской нации может рас­крыться только через творческое освоение ценностей европейской цивилизации, в формирование которой внесла существенный вклад ве­ликая русская культура.

В массовом российском сознании, как констатируют многие рос­сийские социологи, идея цивилизационного и культурного (а следова­тельно, и ценностного) сближения с Европой значительно популярнее идеи сближения с США. Если США воспринимаются сегодня скорее отрицательно, то отношение к Европе выглядит устойчиво позитивно. Одновременно стратегии развития, демонстрируемые Китаем, Япони­ей и другими странами Азии, являются привлекательными не более чем для нескольких процентов российских граждан. Тем не менее ситуа­ция в России существенно отличается от ситуации в Испании, Прибал­тике, ряде стран ЦВЕ. В этих странах отношение к Европе было совер­шенно однозначным и непротиворечивым. Движение в Европу не раскалывало, а объединяло общество. В Испании оно знаменовало со­бой окончательное преодоление великодержавности, в малых странах — не только отход от России, но и их «возвеличивание» с вхождением в состав ЕС. Для России же такое вхождение было бы «умалением», пре­вращением бывшей сверхдержавы в одну из многих стран. Это, конеч­но, весьма болезненно для национального самолюбия.

Таким образом, сближение с Европой сдерживается не только позицией ЕС, но и нежеланием самой России становиться периферией Европы, а также неготовностью российского общества к соответствую­щим институциональным реформам. Общеевропейская идентичность, как и идентичность различных европейских стран, проходит сегодня через тяжелый кризис с далеко не ясными результатами.

Этот процесс связан не только с новым этапом объединения Европы (расширение ЕС), но и со стремлением прежде всего старейших членов «европейского клуба», таких как Германия и Франция, защитить традиционную евро­пейскую модель социально-экономического развития в условиях агрес­сии неолиберальной корпоративной культуры американского образца.

Хотя у самого понятия «европейцы», отмечает И. Семененко, весь­ма солидный возраст (оно было впервые применено к войскам Карла Мартелла, остановившим наступление арабов в 732 г. в битве при Пуа­тье), уровень отождествления граждан европейских стран с Европой сильно отстает от темпов европейского строительства. Феномен «евро­пейского» сознания остается размытым. Гражданская лояльность евро­пейцев по-прежнему носит государственно-национальный характер, а в системе самоидентификации более значимыми оказываются регио­нальные и локальные уровни. Процесс формирования общего поля ев­ропейской идентичности идет трудно и мучительно из-за наличия глу­боких социокультурных разломов как между представителями различных эшелонов интеграции, так и внутри западных обществ. При этом многие активные сторонники евростроительства считают, что сила Европы — в ее разнообразии. В этих условиях Россия стоит перед необ­ходимостью не отмены национальной системы ценностей, а формиро­вания обновленной национальной идентичности, сочетающей ценнос­тные традиции, обеспечивающие социальную интеграцию, и ценности современного либерального общества при сохранении основных куль­турно-цивилизационных кодов российской цивилизации.

После реформ Петра Великого, а особенно Екатерины II, Россия за­няла никем не оспариваемое место в «концерте» европейских держав. И здесь мы сталкиваемся с парадоксом: имперская царская Россия вос­принималась Европой в качестве своей составной органической части, а современная Россия, казалось бы, вставшая на путь демократии, покон­чившая с «имперским» прошлым, Европой отторгается. А еще Европа относится к России так, будто у нее за плечами не одиннадцать столетий государственности, а всего без малого два десятка лет...

Это происходит потому, что Европа до сих пор не доверяет новой России, поскольку про­цесс дебольшевизации в ней не завершен. Расстрел Парламента в октяб­ре 1993 г.; война в Чечне; нередко звучащая антизападная и антиамери­канская риторика; провокационные угрозы в адрес соседних стран; раболепное заигрывание с коммунистическим электоратом, в том числе путем воскрешения советской символики; расплывчатость национальных интересов, неспособность к их твердой и спокойной защите; отсутствие у государства политической воли к самоопределению вообще — все это рецидивы отнюдь не русского и даже не «имперского», а большевистского сознания. К несчастью, именно такого сознания в России пока слиш­ком много, а имперского — слишком мало. Вот и относится к нам Европа не как к России, а как к уменьшенному, ослабленному и потому озлоб­ленному СССР, ядру «империи советского зла». Продолжение необоль­шевистского курса, в какие бы одежды он ни рядился — «коммунисти­ческие» или «либеральные», — грозит отторгнуть от России новые народы и территории, взорвать «российский евразийский проект» с катастрофи­ческими последствиями для всего мира.

И все же и по культурной ориентации, и по уровню технического раз­вития Россия является страной Большой Европы, находящейся на инду­стриальной и отчасти научно-индустриальной ступени. Ее производитель­ные силы качественно отличаются от производительных сил большинства стран Востока и, наоборот, принципиально не отличаются от тех, кото­рые есть на Западе. В России тот же тип квалификации работников, тот же класс машин и механизмов. Проблема в том, что в России долгое вре­мя господствовали — впрочем, в своем большинстве исторически обус­ловленные — иной менталитет, иная культура трудовых отношений, иные производственные отношения и иная социальная организация, и имен­но эти обстоятельства мешают ей стать равноправным партнером Боль­шой Европы. Когда в России устоятся новые общественные отношения, изменится трудовая мораль, будут преодолены разрушительные послед­ствия переходного периода, Россия по праву вновь сможет претендовать на то, чтобы стать ее неразрывной органической частью.

<< | >>
Источник: Кортунов С. В.. Становление национальной идентичности: Какая Россия нужна миру. 2009

Еще по теме Европейский вектор: неизбежность и пределы:

  1. Европейский вектор: неизбежность и пределы
  2. Раздел I. Европейский вектор современной российской внешней политики
  3. ГЛАВА 3 СОВЕТСКАЯ ЭКОНОМИКА: НЕИЗБЕЖНОСТЬ КРИЗИСА И РЕФОРМ
  4. Каковы дальнейшие научные интерпретации выводов Р. Михельса о неизбежности олигархических тенденций в обществе?
  5. ЕВРОПЕЙСКИЕ ПРОЕКТЫ И ИДЕЙНЫЕ ПРЕДПОСЫЛКИ ЕВРОПЕЙСКОЙ ИНТЕГРАЦИИ
  6. Чорноморський вектор міжнародної економічної діяльності
  7. В чем суть неизбежной бюрократизации политических организаций согласно «железному закону олигархических тенденций» Р. Михельса?
  8. Этапы и основополагающие документы европейской интеграции. Европейский союз как актор мировой политики
  9. Европейская идея и европейские проекты до Нового времени
  10. Европейская идея и европейские проекты Нового времени
  11. Казахстанский вектор американской дипломатии
  12. Пределы толерантности