Коммунизм в XXI веке
Есть ли место международному коммунизму в XXI в.? После краха государственного коммунизма в СССР в это поверить трудно. Невозможно представить себе в этом столетии массовое революционное коммунистическое движение, будь то в России или в какой-либо другой стране мира, а следовательно, и ортодоксальный коммунизм большевистского (сталинского или ленинского) типа, захвативший где бы то ни было государственную власть.
Не просматривается места в ХХI в. и коммунизму зюгановского типа.В сущности, перед мировым коммунизмом стоит неразрешимая проблема: для того чтобы восстановить собственный международный престиж, он должен полностью отречься от своего прошлого — во всяком случае в части, касающейся попыток воплотить коммунистические идеалы на практике. Он должен заявить, что не имеет никакого отношения к вдохновлявшимся им моделям тоталитарного социализма. Ему следует признать, что опыт «реального коммунизма» надолго (но, возможно, не навсегда) дискредитировал коммунистическую идею, которая к концу ХХ в. выявила свою идейную и нравственную исчерпанность.
Провал советского коммунизма нанес непоправимый удар по мировому коммунистическому движению. В 1920-е годы для большой части мира коммунистический эксперимент в Советском Союзе представлялся заманчивой дорогой в будущее. В 1930-е годы казалось, что это будущее в СССР уже создается. После Второй мировой войны и даже в 1950-е годы этот эксперимент выглядел все еще как знак будущего. Однако уже в 1960— 1970-е годы (особенно после событий 1956 г. Венгрии и 1968 г. в Чехословакии) советский опыт виделся уже как крайне негативный пример замедленного экономического развития, которого следует избегать.
С тех пор коммунизм уже не имел практического образца для подражания. Ведь не мог же им быть эволюционирующий в сторону ревизионизма и изрядно коррумпированный уже в 1960-е годы Китай — тем более на фоне безнравственности Культурной революции, после разоблачения Мао Цзэдуна как убийцы миллионов людей, по масштабу преступлений не уступавшего И.
Сталину. Это объясняет лихорадочный поиск альтернативного средоточия восхищения. Крушение коммунизма вызвало тягу различных стран к «кока-колонизации», т.е. ориентацию на США и стремление внедрить у себя демократические ценности американского образца.Это произошло по многим причинам. Прежде всего нигде в мире государственный коммунизм не преуспел в удовлетворении стремления общества и человека к материальному благополучию и личному счастью, не обеспечив по сравнению с развитыми западными обществами более высокий уровень производительности труда. Сравнение коммунистических и некоммунистических стран, находящихся на сходной стадии социально-экономического развития, в 1980-е годы, например, таких как ГДР и ФРГ, Польша и Испания, Венгрия и Австрия, свидетельствовало о том, что ни один коммунистический режим не добился лучшего положения по сравнению с соответствующими странами — будь то в категории валового национального дохода, уровне жизни или конкурентноспособности на мировом рынке. Поэтому на протяжении всего ХХ в. не наблюдалось сколько-нибудь значимых случаев бегства в коммунистические страны людей, привлеченных коммунистическим образом жизни, тогда как желание распрощаться с коммунизмом было очевидно на примере и советской системы, и коммунистических режимов в странах ЦВЕ и даже АТР. А. Изгоев главную причину краха русского коммунизма и социализма видел в «его ложном учении о человеке...», в том, что он «ошибался не только в своем отношении к высшим сторонам человеческой натуры, к духовным стремлениям человека, но что он не понимал и стимулов его материальной деятельности, на которой собирался строить всю общественную деятельность и все общественные связи».
Еще более важный момент состоит в том, что коммунизм не смог принять в расчет составляющее основу человеческого бытия стремление человека к индивидуальной свободе, личному счастью, благосостоянию его семьи, духовному самовыражению. В век всеобщей грамотности и массовых коммуникаций коммунизм недоучел тягу человека ко все большей возможности политического выбора.
Выставляя себя в качестве самой творческой и новаторской системы, коммунизм на самом деле душил творческие начала в обществе.Это стало особенно ясно, когда в конце ХХ в. государство почти повсюду перестало играть прежнюю тотальную роль в жизни общества. Одновременно везде большая роль стала придаваться индивидууму, правам человека, личной инициативе и частному предпринимательству. Растущий во всем мире упор на демократию участия, индивидуальную инициативу, на профессиональную, политически независимую солидарность отражал широкое осознание негативных уроков и опыта ХХ в., наглядно показавшего на примере целого ряда стран, что самые возвышенные мечты человечества могут обернуться адом, если государство становится тоталитарным и начинает вмешиваться в частную жизнь своих граждан. С другой стороны, в ХХ в. государство оказалось крайне неэффективным собственником, равно как и распределителем национального дохода, по сравнению с частным бизнесом и частной сферой услуг. Таким образом, встреча человечества с коммунизмом в ХХ в. дала болезненный, но крайне важный урок: утопическая социальная инженерия находится в фундаментальном противоречии со сложностью человеческого бытия, а социальное творчество лучше всего расцветает, когда политическая власть ограничена. Это упреждает уверенность в том, что ХХ! век будет веком плюрализма и демократии, а не коммунизма.
Уже в конце 80-х годов прошлого века почти все коммунистические страны стали искать пути экономических и политических реформ, которые были равносильны отказу от коммунистической теории и практики. Это особенно чувствовалось в странах Центральной и Восточной Европы, в которых марксизм-ленинизм всегда, впрочем, воспринимался как чужая доктрина, навязанная силой извне. Процесс органического отторжения коммунизма странами ЦВЕ, сходный с отторжением пересаженных органов человеческим телом, начался, собственно говоря, практически сразу после Второй мировой войны и в наиболее явной форме проявился в 1956 г.
в Венгрии, в 1968 г. в Чехословакии и в 1980 г. в Польше.Французский и в особенности итальянский коммунизм сумел предотвратить свою быструю политическую кончину, все более скатываясь на позиции ранее проклинавшейся коммунизмом социал-демократии. Компартии Франции и Италии выживали в 1960— 1980-е годы, таким образом, за счет антисоветизма: они осудили не только сталинизм, вторжения в Венгрию, Чехословакию и Афганистан, но, в конце концов, и весь советский опыт. Уже в 1970-е годы в недрах итальянской компартии зародился новый феномен — еврокоммунизм, который был попыткой примирить коммунистическую доктрину и сложившиеся новые политические реалии за счет создания ее более умеренной версии, которая, впрочем, советскими ортодоксами немедленно была квалифицирована как ересь. Однако еврокоммунизму не суждено было стать обновленной коммунистической доктриной не по этой причине. Стабильный экономический рост Италии и Франции способствовал упадку в этих странах крайне левых вообще и коммунистов в частности.
Что касается коммунизма в Китае, то там он приобретает все более ритуальный и символический характер. Ценой его экономического успеха становится выхолащивание идеологии. Идеал китайского коммуниста сейчас — уже не пролетарий, а предприниматель. Китай вступил в ХХI век под властью официальной коммунистической доктрины, но это уже не вполне коммунистический Китай.
Отвергнутый в России и в странах Центральной и Восточной Европы, все более приобретающий коммерческие черты в Китае, коммунизм уже в конце 1980-х годов стал, таким образом, идеологией, дискредитированной в международном масштабе. Марксизм-ленинизм перестал пользоваться уважением даже среди членов ведущих компартий в качестве универсально значимого руководства к действию. Для простых людей во всем мире коммунизм стал символом задержки развития. Ни в развитых, ни в развивающихся странах никто уже не усматривал в коммунизме программу будущего. Даже улучшение ситуации в Китае не было способно компенсировать это негативное восприятие, поскольку оно достигнуто в значительной мере вследствие отхода в теории и практике от коммунистических догм.
Эра монолитного коммунистического движения канула в историю уже в 1950-е годы. 1980-е годы стали концом не только единства теории и практики коммунизма, но и единой коммунистической доктрины. В комдвижении завелась «бацилла плюрализма». В Европе — на континенте, где возник коммунизм, — коммунистическое движение уже в 1960-е годы превратилось в некий рудимент индустриальной эры. В США коммунизм, как известно, всегда был даже не движением, а крошечной сектой, никак не влияющей на политические процессы. К концу ХХ в. возникло твердое убеждение: чем более развито общество, тем менее политически значима в нем компартия.Коммунизм, таким образом, провалился там, где ожидалось, что он преуспеет; и он преуспел (в смысле захвата и удержания политической власти) там, где, согласно его доктрине, условия еще не созрели для его успеха. Этот парадокс привел к утрате коммунизмом его главной интеллектуальной привлекательности: ощущения, что он оседлал историю, что его неизбежный триумф равносилен прогрессу человечества. Из новейшей философской доктрины он превратился в теорию, устаревшую в теоретическом и практическом смысле. Коммунизм лишился своей исторической миссии. В этой связи нашу эпоху уже сейчас можно в основном определить как начало посткоммунистической фазы истории человечества.
Вряд ли коммунизм уже сможет претендовать и на роль новой религии. Атеизм как высшее воплощение западного рационализма и духоборчества, как высшая точка философии Нового времени, похоже, преодолен человечеством и останется достоянием истории. Трагический парадокс заключается в том, что так же, как и коммунистические, христианские идеалы и христианский гуманизм проявлялись на практике иначе, чем в теории. Раннехристианская революция не имеет ничего общего со средневековым или даже константианским христианством, которое, став государственной религией, по существу также предало те самые ценности, за которые оно боролось и во имя которых утверждалось. В этой связи актуальны слова Н. Бердяева:
«Коммунизм есть великое поучение для христиан, частое напоминание им
о Христе и Евангелии, о профетическом элементе в христианстве».
С позиций современного опыта становится ясно, что коммунизмом (в том числе и К. Марксом) критиковались религиозные ценности, скомпрометированные в неком историческом синтезе, который не отражает подлинные религиозные ценности. В этом смысле сам атеизм есть отрицание лишь искаженного образа Бога и религии, в создании которого виноваты и сами христиане. Вернуть человеку, прежде всего, конечно, русскому человеку подлинный образ Бога — задача не только религиозных лидеров, но и всех верующих людей России. Трудно даже вообразить, что ее способны решить наши коммунисты, лицемерно пытающиеся сейчас начертать веру на своем идеологическом знамени.
Сомнительно, что коммунизм останется мировой идеологией. Вместе с тем он имеет большие шансы на то, чтобы остаться в качестве отдушины для угнетенных и обездоленных — особенно в тех странах, в которых власти неспособны справиться с социально-экономическими проблемами и постоянно плодят нищету. Он привлекателен для разочарованных своим бедственным положением и одержимых кратчайшим путем прийти к политической власти. Бедность, отсталость и национальная вражда — вот питательная среда для коммунизма. В странах же процветающих и экономически благополучных ему места нет. Роль здоровой оппозиции там занимает, как правило, социал-демократия.
Что же касается коммунизма, описанного К. Марксом, то к нему неуклонно движется история. И вызревает такой коммунизм, в полном соответствии с его учением, в наиболее развитых странах, которые сейчас принято считать постиндустриальными. Именно здесь открываются перспективы постепенного снятия различных форм частной собственности.
Уже недалеко то время, когда общество в этих странах превратится в единый класс, организованно «эксплуатирующий» производительную силу технологии. На месте отчужденных информационных связей возникнет искусственно созданная, качественно новая технология обработки информации, объединяющая в масштабах всего общества все технологические процессы в единый технологический комплекс, хозяйственный организм. Поскольку к этому времени живой труд человека в качестве источника мышечной энергии будет окончательно вытеснен из всех отдельных промышленных технологий, человек окажется полностью вне этого технологического комплекса. Тем самым будут до конца уничтожены отношения частной собственности, т.е. отношения присвоения отдельными лицами или их группами частей или элементов этого комплекса средств производства. Однако останутся неснятыми отношения общественной собственности — отношения между людьми по поводу присвоения (т.е. совершенствования использования, воспроизводства) хозяйственного организма в целом. Останутся также неснятыми отношения в сфере «обработки людей людьми» («Немецкая идеология») — технологии воспроизводства самого человека.
В гораздо более отдаленной перспективе произойдет преобразование производственно-технологического комплекса в самовоспроизводящуюся, искусственную природу, пользование плодами которой отныне будет осуществляться в индивидуальной форме, никак не опосредуемой обществом. В результате поэтапного преодоления отчуждения в сфере «обработки людей людьми» последовательно реализуется воспроизводство человека, расцветает его человеческая сущность, т.е. совокупность его способностей и талантов. Человек полностью реализует себя. При этом «свободное развитие каждого станет условием свободного развития всех». Эта формула, ставя в центр отдельную личность, не забывает и о коллективе. Вполне обдуманно К. Маркс называет его не социумом (нацией, государством, цивилизацией), а «ассоциацией», чтобы у читателя не возникло никаких аллюзий с современными формами социального общения. «Ассоциация» тем и отличается от этих форм, что она свободно создана свободными индивидами. «Производство самих форм общения» — вот в чем проявится прежде всего творчество свободного человека. И именно свободное развитие каждого будет условием возникновения таких ассоциаций. Созданные произвольно свободными людьми, они будут по их совокупному согласию изменяться или распускаться, уступая место новым, столь же произвольно созданным формам с тем же или другим составом свободных индивидов. В своей совокупности они составят единое человечество. Однако никакой нивелировки, никакой социокультурной энтропии не произойдет. Напротив, тогда-то и расцветут в полной мере все национальные культуры, тогда-то и будут реализованы национальные идеи разных народов, включая, конечно, и русскую идею.
Особо следует остановиться на будущем социализма, который следует отличать от собственно коммунизма — при всем их духовном и теоретическом родстве. Реальный социализм в СССР построен, как известно, не был. В. Ленин называл то состояние общества, которое сложилось в Советской России в 1924 г., «социализмом в известном смысле». То, что было сделано после его смерти, вряд ли укладывается даже в эту осторожную формулировку, вопреки внедренным советской пропагандой идеологическим штампам о построении социализма «в основном», о «полной победе социализма», о «полной и окончательной победе» и т.д. Социалистическая идея как таковая, т.е. в марксовом понимании, конечно, в гораздо большей мере была воплощена в развитых западных странах.
В России сторонниками социалистической идеи с самого начала (уже во второй половине ХК в.) оказались радикалы и революционеры. Они считали возможным уничтожение частной собственности именно административным, директивным, робин-гудовским путем, т.е. путем элементарной «экспроприации экспроприаторов». Они, таким образом, не различали простого упразднения частной собственности и ее положительного упразднения, т.е. уничтожения. В результате этого невинного, казалось бы, заблуждения в среде российских радикальных социалистов и возникла легенда о коммунизме как об «идеальном способе производства» и социализме как первой стадии коммунизма. После экспроприации экспроприаторов средства производства должны были быть переданы в собственность государства, которая представлялась ими в качестве «достояния всего народа». По мысли российских радикальных социалистов, в среде которых и были воспитаны большевики, в итоге оказываются ликвидированными эксплуататоры и эксплуатация и остаются только ассоциированные работники, получающие свои доли от произведенного общественного богатства в соответствии с количеством и качеством труда. Управляет общественным производством и регулирует распределение произведенного продукта опять же государство, которое является орудием власти трудящихся. Приверженцы этой идеологии считали единственно возможным путем ее реализации революцию. В своей основе такой идеологией и явилась марксистская теория (к К. Марксу, впрочем, не имеющая никакого отношения), которая в ХХ в. приняла еще более радикальный вид во взглядах, программных установках и практических делах российских большевиков и их соратников в других странах, образовавших международное коммунистическое движение.
Одновременно, уже в ХК в., на Западе в лоне европейского марксизма возник так называемый ревизионизм (который на самом деле оказался гораздо более верным теоретическому наследию К. Маркса, нежели ленинизм), воплотившийся в идейных и программных установках Э. Бернштейна и его единомышленников из II Интернационала, немедленно подвергнутых ожесточенным нападкам радикалов. Они отказались от идей насильственной революции, диктатуры пролетариата и даже от радикального преобразования капиталистической экономики, взяв курс лишь на придание ей все большей социальной ориентации при последовательном развитии начал, лежащих в основе западной демократии, не говоря уже об отказе от всяких благоглупостей, касающихся коренной переделки веками устоявшихся форм социальной жизни. В этом же русле стали развиваться многочисленные социал-демократические и социалистические движения, возникшие за пределами марксизма. Все эти течения образовали другой, коренным образом отличающийся от радикального поток социалистической мысли, опирающийся на традиции либерально-демократической культуры. На Западе идеология демократического социализма была взята на вооружение партиями социал-демократической ориентации и даже некоторыми чисто буржуазными силами. Приходя к власти с помощью чисто демократических механизмов, основы которых сложились еще во времена марксова капитализма, эти партии воплощали такую идеологию на практике. Они отвергли путь тотального огосударствления и насильственной экспроприации собственности. Наблюдая опыт «реального социализма», они убедились, что производство на базе так называемой общественной, а на самом деле государственной собственности, когда средства производства становятся как бы «ничейными», несравненно менее эффективно, чем при частной собственности, при наличии хозяина, заинтересованного в достижении лучших производственных результатов и несущего личную ответственность за итоги работы.
Таковы две сложившиеся уже в начале ХХ в. глубоко различные идеологии — тоталитарного социализма и демократического социализма. И они нашли свое практическое воплощение в двух разных типах общественного устройства, которые пришли к разным итогам и открывающимся перспективам к концу бурного и трагического ХХ в. И если одна из них, пролив море крови и нагромоздив горы трупов, неуклонно шла и в конце этого века пришла к своему краху, оказавшись на свалке истории, то другая, постоянно совершенствуясь и создавая все более благоприятные условия жизни для миллионов людей, неуклонно набирала и продолжает набирать силу, перерождаясь в посткапиталистическое общество, в котором капиталистическая форма организации производства сочетается с сильной социальной политикой, придающей системе распределения в значительной мере социалистический характер. Вероятно, пока это наиболее оптимальная форма общественного устройства, выработанная человечеством. А система используемых в нем социалистических принципов и способов регулирования общественной жизни, которая по мере дальнейшего развития может становиться все более полной и совершенной, — это и есть самое большее и лучшее, что может дать социалистическая идея, которая является одним из величайших достижений общечеловеческой культуры.
«Весь мир, — предсказывал еще Н. Бердяев, — идет к ликвидации старых капиталистических обществ, к преодолению духа, их вдохновляющего. Движение к социализму — к социализму, понимаемому в широком, не доктринерском смысле, — есть мировое явление. Это мировой перелом к новому обществу, образ которого еще не ясен».
Так что левая социалистическая идея России, да и миру в целом, вероятно, еще понадобится, возможно, не в качестве того «идеального горючего», которое уже однажды обеспечило России позиции сверхдержавы, но, что гораздо важнее, в качестве концепции, обеспечивающей видение перспективы национального и мирового развития.
Еще по теме Коммунизм в XXI веке:
- Перспективы маркетинга в XXI веке
- Введение Центральная Азия в XXI веке
- РОЛЬ ГОСУДАРСТВА В ПАРАДИГМЕ ОБЩЕСТВЕННОГО РАЗВИТИЯ В XXI ВЕКЕ
- Глава 6. Реальные и потенциальные угрозы России и человечеству в XXI веке
- Под ред. Шаклеиной Т. А., Байкова А. А.. Мегатренды: Основные траектории эволюции мирового порядка в XXI веке, 2013
- (Основные) Требования к менеджерам в XXI веке (предъявляемые к современному менеджеру).
- СУДЬБА РУССКОГО КОММУНИЗМА
- Глава X ШКОЛА И КОММУНИЗМ
- Глава XI РЕЛИГИЯ И КОММУНИЗМ
- Коммунизм
- УСЛОВИЯ СТРОИТЕЛЬСТВА КОММУНИЗМА В РОССИИ
- § 87. Государственная пропаганда коммунизма