<<
>>

3.5 Критика царистской государственности

Сегодня все чаще можно услышать призывы к возврату к царской, монархической модели. Это довольно закономерно, так как дискредитация советизма заставляет русских обратиться к тем формам государственно сти, которые существовали до коммунистического периода русской истории.
Эта модель имеет некоторые позитивные и некоторые негативные стороны. Независимо от невероятной трудности реставрации докоммуни стической государственной системы, этот проект обсуждается все более и более серьезно.

Учитывая историческую логику геополитического развития русской нации, имеет смысл говорить о поздних периодах правления Романовых, когда Россия вышла на рубежи своего максимального территориального имперского объема.

Наиболее позитивным в данном проекте является идеологическая основа царской России, где (пусть номинально) декларировалась верность национальному духу (Народность), религиозной истине (Православие) и традиционному сакральному политическому устройству (Самодержавие). Однако, по справедливому замечанию русских евразийцев, уваровская формула (Православие, Самодержавие, Народность) была в последние периоды царской России скорее идеалистическим лозунгом, нежели реальным содержанием политической жизни и социального устройства. Русское Православие, потрясенное светскими реформами Петра, в этот период довольно далеко отстояло от идеала "Святой Руси", будучи фактически подчиненным государственному контролю и во многом утратив свой сакральный авторитет и гармоничность православной симфонии. Потеряв духовную независимость, Русская Церковь была вынуждена идти на компромисс со светской властью, воплощенной в подчиненном царю Синоде, и тем самым была ограничена в свободе подлинного исповедания неземных Истин.

Самодержавие, со своей стороны, все более утрачива ло сакральное значение, вовлекаясь в решение чисто политических задач, подчас забывая о своей высшей миссии и религиозном предназначении.

Хотя десакрализа ция царской власти никогда, вплоть до отречения последнего Императора, не доходила в России до уровня той пустой пародии, в которую превратились европейские монархии, в первую очередь, французская и английская, все же влияние Европы в этой области было очень велико.

И наконец, "Народность" знаменитого лозунга была скорее чисто декларативной, а сам народ пребывал в глубоком отчуждении от политической жизни, что проявилось, к примеру, в повальном безразличии к Февральской и позднее Октябрьской революциям, радикально разрушившим монархическую модель.

Прямая апелляция в наших условиях к реставрации этой триады, скорее всего, приведет к восстановлению того худосочного и в большей степени демагогического компромисса, который на практике скрывался за этими тремя принципами в позднеромановскую эпоху (в которую они и были, кстати, сформулированы). Более того, учитывая отсутствие однозначных претендентов на российский престол, нестабильное и неопределенное состояние нынешней Православной Церкви, а также абстракт ное значение термина "народность" (под которым часто понимают лишь поверхностный, фольклорный стиль или вовсе подделку под народ фантазирующих интеллиген тов), нетрудно предвидеть, что возврат к уваровской идеологии станет еще большей пародией, чем предреволюционный царский режим.

Царистская модель имеет кроме того серьезнейший геополитический изъян, точно так же приведший Российскую Империю к краху, как и СССР на семьдесят лет позднее.

Возврат к царистской и, следовательно, в целом "славянофильской" геополитике, таит в себе страшную угрозу. Дело в том, что в последние полвека царствования Романовых внешнюю политику правящего дома определяли не евразийские традиции Александра Первого и перспективы континентального Священного Союза (основанного на альянсе России и держав Средней Европы), но проанглийские и профранцузские проекты, ради которых Россия втягивалась в самоубийственные конфликты на стороне своих естественных геополитических противников и против своих естественных геополитиче ских союзников.

Поддержка сербских требований, безответственный миф о "Босфоре и Дарданеллах", вовлеченность в европейские антигерманские интриги французских масонов все это заставляло Россию выполнять политическую роль, не только ей не свойственную, но прямо для нее губительную. Пытаясь на славянофильской основе обосноваться в Восточной Европе и постоянно втягиваясь в конфликт со среднеевропейскими державами (природными союзниками России), царский режим планомерно подтачивал основы русского государства, прямолинейно вел Россию к геополитическому самоубийству. К этому же относятся и турецкие войны, и война с Японией. Парадоксально, но кажется, что Россия стремилась наилучшим образом услужить атланти стским интересам прогрессистской Франции и колониально-капиталистической Англии вместо того, чтобы выполнять свою естественную евразийскую миссию и искать союза со всеми сходными (и политически и духовно) консервативными и имперскими режимами. Славянофильская геополитическая утопия стоила России Царя, Церкви и Империи, и только приход евразийски ориентированных большевиков спас тогда страну и народ от тотальной деградации, от превращения в "региональ ную державу".

Попытка следовать такой позднеромановской, "славянофильской" линии в наших условиях не может не привести к схожему результату. И даже сама апелляция к дореволюционной России несет в себе потенциально самоубийственные политические мотивы, намного более опасные для русского народа, нежели проекты советской реставрации.

Есть еще один фактор, который является крайне опасным в случае монархических тенденций. Речь идет о той капиталистической форме экономики, которая была присуща России на рубеже XIX-XX веков. Хотя это было вариацией национального капитализма, ограниченного государственными, социальными и культурными рамками, а не "диким" свободным рынком, эффект экономиче ского отчуждения, свойственный любому капитализму, был крайне силен. Русский буржуа прочно занял место государственной и военной аристократии, духовного сословия, потеснив чиновничество и служащих.

Этот тип русского буржуа (довольно отличный от представителей традиционного, докапиталистического, феодального купечества) фактически противостоял культурным, социальным и этическим нормам, которые являлись сущностью системы русских национальных ценностей. Воспринявший уроки английского экономического либерализ ма, почувствовавший вкус финансовых и биржевых спекуляций, ловко использующий экономическую неэффек тивность все еще скованной кодексом чести русской аристократии, русский буржуа вышел на передний план русской политической жизни, прекрасно вписавшись в общую картину лубочной монархической псевдопатриархальности, утратившей все свое жизненное, сакральное содержание. Именно русские капиталисты (причем очень часто националистической, "черносотенной" ориентации) стали первыми проводниками английского и французского влияний в России, естественными агентами той атлантистской торговой модели, которая развилась и оформилась в англосаксонском и французском обществах.

Позднеромановский государственный строй это сочетание десакрализированно-монархического фасада, самоубийственной славянофильской геополитики и атлантистски ориентированного рыночного капитализма. Во всех случаях национальная риторика была лишь ширмой и фигурой речи, за которой стояли политико-соци альные тенденции, не просто далекие от истинных интересов русского народа, но прямо противоположные этим интересам.

Еще один элемент этой модели является довольно сомнительным это принцип губернского администра тивного деления Российской Империи. Хотя на практике это не мешало свободному развитию народов, входивших в состав Российской Империи, и в нормальном случае русские только помогали этносам образовать и развить свою специфическую культуру, юридическое непризнание культурно-этнических и религиозных автономий, некоторый жесткий государственный нивелирующий централизм были не лучшими методами вовлечения наций в единодушное и свободное континентальное имперостроительство. Элементы "государства-нации" проявились в последние периоды Романовых точно так же, как и в последние десятилетия СССР, и эффект этого был весьма схожим отчуждение этносов от Москвы (Санкт-Петербурга) и русских, сепаратистские настроения, всплеск "малого национализма" и т.д.

И как ответная реакция следовало вырождение великой русской мессианской воли в банальный национал-шовинизм.

В монархической России позитивной была именно культурно-религиозная сторона, номинальная верность сакральным традициям, память об идеале Святой Руси, Священном Царстве, о Москве Третьем Риме. Православная Церковь как оплот догматической Истины, симфония Самодержавия, осознание исторической миссии богоносного русского народа суть духовные символы истинной Русской Империи, которые имеют архетипиче скую, непреходящую ценность, которую, однако, следует очистить от формализма, демагогии и фарисейского налета. Но противоестественная геополитика, податливость к капитализации, недооценка этнического и религиозного фактора у малых внутриимперских народов, антигерманская, антияпонская и антиосманская ориентация Империи поздних Романовых все это должно быть осознано как тупиковый политический путь, не имеющий ничего общего с подлинными интересами русского народа, что и было доказано историческим крахом этой модели.

<< | >>
Источник: Исаев Б.А.. Геополитика: Хрестоматия. 2007

Еще по теме 3.5 Критика царистской государственности:

  1. 3.5 Критика царистской государственности
  2. 3.4 Критика советской государственности
  3. 3.4 Критика советской государственности
  4. Ситуация «Критика»
  5. Критика собственности
  6. Беспощадный критик
  7. Общая критика глобализации
  8. КРИТИКА КОНЦЕПЦИЙ ГЛОБАЛЬНОГО ЛИДЕРСТВА И ИТОГИ ДИСКУССИЙ
  9. Общая критика глобализации
  10. 36.6. СТОРОННИКИ И КРИТИКИ ТЕОРИИ ЭКОНОМИЧЕСКОГО РОСТА
  11. Апология и критика империй
  12. Теории политического плюрализма и их критики
  13. 24.5. НЕЦЕНОВАЯ КОНКУРЕНЦИЯ. РЕКЛАМА: СТОРОННИКИ И КРИТИКИ
  14. 5.1. Критика классической научной парадигмы и основы синергетики
  15. В чем суть критики структурных функционалистов доктрины «человеческих отношений»?
  16. 33.5. ГОСУДАРСТВЕННЫЕ ЗАЙМЫ КАК СПОСОБ ПОКРЫТИЯ РАЗНИЦЫ МЕЖДУ ГОСУДАРСТВЕННЫМИ РАСХОДАМИ И ДОХОДАМИ
  17. ГЛАВА 34. ГОСУДАРСТВЕННЫЙ БЮДЖЕТ. ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ДОЛГ