Миграция и безопасность

В последнее время западноевропейские страны для регулиро­вания иммиграции используют технологию выборочной иммиграции (фр. immigration choisie), к примеру, широко открывая двери лишь для врачей и программистов, в которых есть острая потребность, пос­кольку коренные жители не стремятся приобретать необходимую шш этого квалификацию.

Это важно

Мусульманская диаспора на Западе, хотя и стремится выступать с единых позиций, отстаивая общие интересы и противодействуя исламофобии, все же находится под влиянием конфликтных отношений, существующих между различными мусульманскими государствами, этническими группами и направлениями в исламе.

Арабы и курды из Ирака, турки и курды из Турции, белуджи и пуштуны из Пакистана, арабы и берберы из Магриба не образуют го­могенных общин и нередко враждебно настроены по отношению друг к другу. Это в не меньшей мере относится к общинам суннитов и шии­тов, суфиев и салафитов. Суннитско-шиитские противоречия в ислам­ском мире в последние годы — особенно с возрастанием региональной роли Ирана — затронули и традиционно спокойные в этом отношении и благополучные страны Персидского залива.

Показательно то, как споры между различными общественно-по­литическими силами сказываются на отношении к представителям мусульманской диаспоры на Западе. Когда подвергшийся в прошлом травле на своей родине из-за модернистских взглядов на ислам египет­ский интеллектуал, живущий в Голландии, Наср Абу Зейд был пригла­шен для участия в семинаре в Кувейт, ему не дали визу. Решение было принято министром внутренних дел под давлением парламентариев-исламистов, негодовавших по поводу высказываний Абу Зейда о том, что конституционное государство — это государство законов, которые не могут определяться религиозными установлениями.

На отношение к мусульманам на Западе оказывает воздействие про­цесс радикализации религии, происходящий в исламском мире. США период доминирования неоконсерваторов в администрации прези­дента Дж. Буша-младшего своей «глобальной войной против террора», воспринимавшейся мусульманами мира как новый крестовый поход против их религии, сами способствовали этой радикализации. Среди других ее причин — исламофобские и арабофобские настроения среди части населения и элит западного мира и дискриминация, которой подвергаются мусульманские иммигранты. Нет необходимости повто­рять известные истины о том, что ей способствуют и военные действия США и их союзников на Ближнем Востоке, и нерешенность палестинской проблемы. Тем не менее действия и слова радикалов (не говоря о террористах) ошибочно (иногда преднамеренно) трактуются на Запа­ле как порождение самой религии. В качестве аргумента используются амбициозные претензии самозванцев-экстремистов, претендующих на обязательную истинность своей интерпретации религии. Характерный пример — лидеры движения «Талибан», безосновательно позициони­рующие себя как сторонники «чистого ислама».

Среди западных исследователей терроризма и экстремизма есть немало тех, кто возлагает ответственность за распространение экстре­мизма не на радикальные религиозные круги, а на власти Саудовской Аравии.

Весьма распространенным стало рассматривать сам международный джихадизм как интегральную часть процесса глобализации.

В современном саудовском наставлении, переведенном на русский язык и распространяемом среди мусульман России и других государств СНГ, утверждается, что каждый, совершающий акт поклонения (мо­литва, пост, жертвоприношение или моление о спасении) кому бы то ни было, кроме Аллаха, может считаться многобожником, что является одним из самых страшных грехов для мусульманина. Такой человек, как утверждается, может быть убит, а его имущество конфисковано (!). Подобный призыв выражает суть концепции такфира — предания на­рушителей основных божественных заповедей анафеме, предполага­ющей необходимость их физического уничтожения. Не случайно его ргоронников все чаще называют такфиритами, распространяя это на­звание на всех салафитов-джихадистов. Однако не следует забывать, что саудовские власти сами являются объектом атаки радикалов и ни в коем случае не заинтересованы в их поддержке.

Если в большинстве самых резонансных терактов 2000-х годов из­начально основную роль играли выходцы из различных государств Азии и Африки, натурализовавшиеся в странах ЕС, то в последнее время сре­ди террористов стало появляться все больше американских граждан. Это стало психологической травмой для общества, огромная часть кото­рого является иммигрантами из стран третьего мира или их потомками.

* * *

Т. Рамадан, один из наиболее популярных и либерально настро­енных молодых лидеров исламской общины ЕС, профессор Фри­бурского университета в Швейцарии, этнический египтянин и внук знаменитого основателя движения «Братья-мусульмане» Хасана аль-Банны, в книге «Ислам, Запад и вызовы модерности» подвергает критике знаменитого французского писателя XX в. Альбера Камю, искавшего в современной цивилизации такие общие тенденции, ко­торые породили тоталитаризм. Камю обнаружил их в древней ми­фологии и современной литературе и описал в книге «Мятежник». С чем не согласен Рамадан? С тем, что Камю ограничил свои поиски мифами и литературной классикой Запада, иначе говоря, цивилиза­ция — это только западная культура, но не исламская. А как же тогда можно говорить о единой, универсальной угрозе тоталитаризма? По Рамадану, не существует единой современной цивилизации, а есть много разных. Но, утверждая это, Рамадан становится невольным союзником порицаемого им за пресловутую теорию «столкновения» Сэмюэла Хантингтона. Гораздо более последовательно антихантингтонианство выражено в позиции «одна человеческая цивилизация — много культур».

Известный американский исследователь Пол Берман, автор книги «Террор и либерализм», критикуя одновременно и Рамадана, и Камю, язвительно замечает, что их спор — это не конфликт меж­ду швейцарским философом и французским писателем. «Позвольте мне скептически поднять бровь по поводу чистоты культурной иден­тичности Тарика Рамадана. Сделав так, я хотел бы поднять другую бровь по поводу Камю и его рефлексий насчет цивилизации и ее западных корней. Ведь кто в конечном счете сам Камю? Алжирец, оставивший свою родину и перебравшийся в Париж». И Берман за­ключает: заочный диспут двух европейских интеллектуалов — лишь ссора между двумя североафриканцами. При всем его неприлично «некорректном» недоверии к столь выдающимся европейцам североафриканского происхождения (которых американский исследо­ватель, как минимум, лишает права судить о европейской культуре и выступать от ее имени) он находит у Камю и одну чрезвычайно полезную, по его мнению, мысль: тоталитаризм и терроризм — это одно и то же. «Если мы начнем искать корни одного, то непременно обнаружим и корни другого». Но если «не свой» французский писа­тель Альбер Камю, то могут ли быть «своими» не имеющие постоян­ного занятия и почти не интегрированные в общество жители париж­ских окраин, приехавшие во Францию в поисках счастья?

Приведет ли рост мусульманской диаспоры на Западе и прежде всего в Европе к культурно-цивилизационной гибридизации, спо­собной не допустить реализации зловещих прогнозов о столкно­вении цивилизаций? Видимо, Европе предстоит совершить хорошо продуманные и решительные шаги, чтобы преодолеть опасный раз­лад между коренным большинством ее населения и мусульманским меньшинством и использовать в интересах общества и государства мощный созидательный потенциал ислама.