Общие подходы к изучению международных отношений

Изменения в инфраструктуре российских международных исследований во второй половине 1990-х - начале 2000-х гг. сопровождались ощутимой активизацией теоретических поисков в области внешней политики и международных отношений, появлением признаков зарождения отечественной школы, сочетающей в себе как опыт мировой научной мысли, так и российские политические реалии.

По данной причине классификация существующих сегодня многочисленных концепций российской внешнеполитической мысли представляется возможной не по научным теоретико-методологическим основаниям, а по политико-идеологической направленности. В этом плане они могут быть объединены в две группы - консервативный и либеральный подходы.

Характерными чертами консервативного подхода, доминирующего в российских международных исследованиях, являются государственно-центристская парадигма, ориентация на внешнеполитические представления, выработанные геополитической и политико-реалистической школами современной теории международных отношений (см. работы А.Г. Дугина, Л.Г. Ивашова, С.В. Кортунова, А.С. Панарина, Э.А. Позднякова).

Причины такого положения не случайны. Во-первых, они отражают так называемую статусную тревогу, характерную для нынешнего состояния российского внешнеполитического сознания. Главный для нее повод - быстрый распад СССР как великой державы, психологическая роль которой всегда была велика в этой разновидности сознания.

Однако, как справедливо отмечает известный специалист В.А. Колосов, вышло так, что геополитика в России оказалась на первых порах монополизированной национал-патриотическими кругами, которые проявили инициативу в деле ее пропаганды. Более того, в качестве опоры новой научной дисциплины было избрано теоретическое наследие германской и англосаксонской геополитики начала ХХ в., а не современные работы, которые остались известными лишь узкому кругу специалистов. При этом легче и быстрее всего была воспринята теория хартленда. Ее некритическое восприятие привело к появлению ряда штампов в российской геополитике. Прежде всего возникло представление о РФ как о ключе к глобальной стабильности, о географическом центре мировой политики.

Российские геополитические работы, вышедшие в 1990-е гг., в существенной мере были основаны на идеализированном представлении о геополитической миссии России как «держателя равновесия между Западом и Востоком». Их авторы полагали, что размеры, ресурсный потенциал и протяженные границы сами по себе предопределяют значимость нашей страны в качестве глобального политического центра. Отсюда и вывод: Россия должна обеспечить стабильность на всем континентальном пространстве Евразии, т.е. на всей территории бывшего Советского Союза, что позволит ей играть роль одного из центров мировой геополитической системы, поддерживающего баланс сил во всем мире.

Развитие геополитики в данном направлении было стимулировано не только процессом распада российской сферы влияния, но и тогдашней позицией либеральных кругов, которые слабо учитывали национальные интересы страны, будучи увлечены идеей защиты «общечеловеческих ценностей». В результате в оппозиционных слоях сформировалась неоевразийская школа геополитики, прямая наследница европейских геополитических школ первой половины ХХ в. Всплеск ее особой активности произошел в 1992-1994 гг., а главным теоретиком стал А.Г. Дугин. Неоевразийская школа опирается на работы русских евразийцев - представителей течения в общественно-политической мысли страны, которое возникло в среде русской эмиграции в 1930-е гг. В соответствии с их взглядами, Евразия представляет собой особый культурный мир, отличающийся и от расположенной к западу от него Европы, и от находящейся к югу Азии. Евразия сложилась в границах Российской империи, которые впоследствии унаследовал Советский Союз, и представляет собой единое целое с геополитической и культурно-исторической точек зрения.

Неоевразийцы существенным образом пересмотрели евразийскую доктрину первой половины ХХ в. В основу неоевразийской геополитической школы положены догматическое восприятие теорий Г. Маккиндера, К. Хаусхофера и русских евразийцев, абсолютизация противостояния морских и континентальных держав, «вечного Карфагена» и «вечного Рима». Неоевразийская геополитика опирается на географический детерминизм и принципы силовой политики. Россия рассматривается как ведущая континентальная держава, которая призвана бороться против «торгашеской» приморской (атлантистской) цивилизации и ее лидера в лице США, одновременно воссоздавая великую евразийскую империю. Тем самым противоречия с Западом возводятся в абсолют, признаются неразрешимыми.

Неоевразийцы пытаются теоретически обосновать конфликт России и Запада и превратить геополитику в основу постсоветского русского национализма. Они ссылаются на геополитические константы (особенно на центральное положение России в Евразии), из которых выводят неустранимые различия экономических и политических моделей двух противоборствующих сторон. Ученые этой школы искусственно сводят мировой политический процесс к противостоянию поборников атлантизма и континентализма, причем России предлагается вести войну с атлантистами всех мастей. Они демонизируют понятия глобализма и нового мирового порядка, воспринимая их как воплощение американской мечты о мировом господстве и идеологию порабощения нашей страны. Общее место их концепций - разоблачение «глобалистского заговора». Одновременно развивая идеи классиков евразийства, неоевразийцы стали говорить уже не о русском православном доминировании как объединяющем начале Евразии, а о равноправных славяно­тюркском и православно-мусульманском союзах, усиливая тем самым азиатскую компоненту в евразийском пространстве.

Наряду с постулатами геополитики, представители консервативного подхода используют в качестве теоретического ориентира постулаты политического реализма: влияние на мировой сцене как главная цель внешней политики и «баланс сил» в качестве средства его поддержания; нация-государство как единственный субъект международных отношений; государственный суверенитет как абсолютная ценность; национальные интересы в качестве интересов государства (на практике государственной бюрократии), а не интересов общества.

В самом деле, исходной для ряда предлагаемых консервативных концепций является установка на то, что безопасность России - это прежде всего ее влияние на мировой сцене, сокращение же последнего ведет к ослаблению безопасности страны. Ставится также знак равенства между безопасностью и сохранением статуса великой державы. Внешние силы обвинены в том, что они подрывают международное воздействие России, вытесняют ее из традиционных зон влияния и регионов, где сосредоточены ее интересы.

Список угроз национальной безопасности России, приводимый в этих концепциях, длинен. Однако все они, различаясь в деталях, упоминают тенденцию к установлению однополярного мира как главную угрозу внешней безопасности страны. Если одни авторы не конкретизируют данный расплывчатый тезис, то другие прямо указывают на укрепление мировых позиций США как главного и единственного центра силы.

Большинство авторов рассматриваемых концепций подчеркивают, что, несмотря на нынешнее трудное экономическое положение и слабость обычных вооруженных сил, Россия останется великой державой. В пользу этого, по их мнению, свидетельствуют размеры ее территории, большие запасы природных ресурсов, высокая квалификация рабочей силы и научно-технический потенциал мирового уровня. Особое значение придается ядерному оружию. Не будь его, Россия давно бы уже превратилась в третьестепенное государство.

Особое место в видении современных международных отношений российскими сторонниками политического реализма занимает концепция многополярности. Суть ее в том, что после окончания холодной войны в мире быстрыми темпами формируются независимые друг от друга центры силы. Основные среди них - интегрирующаяся Европа, Япония, Китай, Россия и США, которых дополняют «центры» более низкого уровня. К последним обычно относят Индию, Бразилию и другие страны, набирающие вес на международной сцене. Москва, говорят авторы этой концепции, должна проводить активную политику, всемерно поддерживая и стимулируя данную тенденцию.

Главное в трактовке концепции многополярности представителями консервативного подхода - стремление к всемерному и активному ограничению международного влияния США. Концепцией многополярного мира они нацеливают Россию на отрыв от Америки ее союзников, прежде всего Западной Европы, укрепление - в первую очередь в военном отношении - Китая как наиболее реального конкурента США, поддержку и защиту антиамериканских режимов в мире. Отсюда - предлагаемые ими идеи осей или треугольников: Россия - Китай - Индия, Россия - Франция - Германия, Россия - Иран - Ирак и т.п.

В отличие от представителей консервативного подхода, исследователи либеральной ориентации (В.Г. Барановский, А.В. Загорский, В.Л. Иноземцев, В.М. Кулагин, М.М. Лебедева, А.Ю. Мельвиль, А.А. Пионтковский, В.М. Сергеев, Д.В. Тренин, Ю.Е. Федоров, Л.Ф. Шевцова) исходят из того, что важнейшим содержанием современного мирового развития является формирование глобальных пространств - в экономике и финансах, в информационной и коммуникационной сферах, в экологии и безопасности. Международные отношения все более превращаются в многосторонние, во взаимодействие разноуровневых субъектов - не только государств, но и международных межправительственных организаций, неправительственных объединений, международных клубов (или параорганизаций), интеграционных ассоциаций, ТНК и их лоббистских групп. Зачастую многосторонние отношения формируют столь плотную сеть, что складываются международные режимы в той или иной области. Все эти аспекты, считают либералы, подлежат осознанию и включению в российскую стратегическую культуру.

Важнейшие задачи России, по мнению либералов, лежат вне традиционной геополитики. России выгоднее стать успешной страной ХХІ в., чем оставаться архаичной великой державой ХІХ столетия. Надо перенести акцент с традиционной геополитики на приспособление к глобализации, развитие сравнительных преимуществ перед другими странами и поиск выгодной ниши в этом процессе.

Условия для такого внешнеполитического курса России, по мнению либералов, уже созданы. Дело не только в укреплении института частной собственности или становлении элементов демократии и практики идеологического плюрализма. Главное - исчезли материальная основа, ресурсные возможности для особого пути развития России, идея которого всегда была сутью евразийства.

Россия перестала быть замкнутым самодостаточным сообществом и бесповоротно стала открытой страной. Она утратила способность не только к имперской интеграции («восстановлению Союза»), но и к «одиночному плаванию» в океане мировой политики. Реально перед Россией, столетиями инкорпорировавшей княжества, ханства и другие территории в свое историческое тело, сейчас встала задача обретения способности к интеграции самой себя в более крупное образование.

Таким образованием, полагают либералы, является Запад. Экономически и политически это можно сделать в рамках Большой Европы, в области безопасности - в пределах так называемого Севера (Северная Америка, Большая Европа, Япония). Формирование новых объединений уже идет в непосредственной близости от России. Расширение ЕС и НАТО на Восток - важнейший фактор, влияющий на внешнюю и внутреннюю политику Москвы. Если Россия так или иначе включится в «евростроительство», эффект может оказаться весьма благотворным. По сути дела, это было бы равнозначно снятию политического и идеологического противостояния Запада и Востока в рамках единой европейской цивилизации.

«Реализм в политике предполагает признать бесперспективность попыток построения противостоящей Западу коалиции и целесообразность максимально тесного сотрудничества с передовыми демократическими государствами. При этом важнейшим приоритетом в политической сфере мы считаем переориентацию внешнеполитической активности с американского на европейское направление. Это, помимо прочего, оказало бы благотворное влияние на российский политический класс, способствовало изживанию представлений о великодержавной миссии России и препятствовало бы инициированию не слишком реалистичных, но весьма сложных и дорогих инициатив в политической сфере. Но что более важно, полная смена ориентиров отвечала бы как экономическим, так и геополитическим интересам России. В экономической области наша страна тем самым заявила бы о расширении сотрудничества со своим наиболее важным хозяйственным партнером и мировым лидером в области торговли и инвестиций, дав понять, что впервые за долгие годы экономические интересы России начали доминировать над демагогическими идеологическими соображениями. В геополитической сфере мы дистанцировались бы от политики Соединенных Штатов, отличающейся все большей резкостью и односторонностью, подтвердили бы отказ от любых гегемонистских целей и заявили бы о приверженности мирной и уравновешенной политике, последовательно проводимой Европейский союзом» - пишет В.Л. Иноземцев в статье «Россия в системе международных отношений ХХІ века». Но интеграция с Евросоюзом, по убеждению либералов, возможна только при условии отказа от концепции многополярности. Поэтому они резко критикуют данную схему, считая, что независимо от намерений ее авторов и проводников, ряд которых выступает за партнерские отношения с США, эта концепция де-факто продлевает инерцию холодной войны, дает козыри в руки тех кругов, которые хотели бы вернуть Россию в накатанную колею советской внешней политики. За пределами же РФ такая концепция придает убедительность аргументам тех, кто видит в современной России "новое издание СССР", сильно сокращенное и ослабленное, но по-прежнему враждебное Западу, стремящееся вбить клин в трансатлантические отношения.

Последовавший после событий 11 сентября 2001 г. по инициативе Президента В. В. Путина поворот во внешнеполитическом курсе России в сторону Запада создал более благоприятные условия для усиления влияния концепций либералов. Однако об изменении соотношения сил в их пользу на теоретическом «фронте» говорить рано. Скорее имеют место отдельные попытки концептуального синтеза либерального и консервативного подходов.

Завершая анализ эволюции российских международных исследований, следует сказать еще об одной примечательной тенденции - активизации поисков в области научной методологии анализа международных отношений, попытках разработать их научную теорию. Известно, что в этой сфере российская внешнеполитическая мысль получила от советской скудное наследство. Свойственные советской науке о международных отношениях преимущественная ориентация на историческое знание, дескриптивно-фактологический подход, разделение ее объекта, помимо истории, на несколько дисциплин - международное право, международные экономические отношения; приоритетное внимание изучению внешней политики отдельных государств, а не системе связей между ними, наконец, господство догм марксизма-ленинизма серьезно препятствовали разработке теории. Вместе с тем из-под пера ряда отечественных специалистов вышли работы, в которых был дан оригинальный теоретический взгляд на международные отношения как на динамическую целостность, введены в научный оборот и разработаны понятия структуры, функционирования и развития системы международных отношений, соотношения сил, взаимосвязи экономики и политики, сотрудничества и конфликтов. Кроме того, был апробирован ряд конкретных аналитических методов и методик, основанных на междисциплинарном подходе к внешней политике и международным отношениям.

Отечественным ученым пока не удалось преодолеть доминирование описательного и логико-интуитивного подходов в исследованиях международных отношений. Симптоматичным явился опубликованный в начале 1990-х гг. труд Э.А. Позднякова «Философия политики». В нем этот крупный российский исследователь- международник, автор ряда значительных теоретических работ, опубликованных в 1980-е гг., к удивлению своих читателей сделал вывод о невозможности создания универсальной теории международных отношений и применимости самого понятия теории к данной области. Этот вывод он обосновал тем, что международные отношения как любая общественная дисциплина предопределены ценностным подходом тех, кто стремится их исследовать научно.

Многолетняя пауза в сфере отечественных теоретических разработок оказалась прервана лишь в начале 2000-х гг. Речь идет прежде всего о трудах П.А. Цыганкова, предпринявшего плодотворную попытку творческого обобщения отечественного и зарубежного опыта в области теории международных отношений. Одновременно он выпустил под своей редакцией коллективную монографию по вопросам теории с участием зарубежных исследователей-международников, а также первую в России хрестоматию с переводами текстов крупнейших англосаксонских теоретиков международных отношений. Примечательной стала дискуссия о развитии в России теоретических исследований в области политики и границах применимости в этих целях зарубежного опыта, организованная на страницах журнала «Pro et Contra». За ней последовали публикации монографий М.М. Лебедевой по вопросам теории международных конфликтов и мировой политики, а также очерков теории и политического анализа международных отношений А.Д. Богатурова, Н.А. Косолапова и М.А. Хрусталева. Все это свидетельствует о наличии точек роста теоретического знания в российских международных исследованиях. Новые углубленные разработки в подобной области, несомненно, имели бы решающее значение для дальнейшего развития российской науки о международных отношениях и ее становления как одного из влиятельных направлений мировой внешнеполитической мысли.