Проблема российской идентичности в новом веке
Принятие новой внешнеполитической доктрины подвело черту под дискуссиями в академическом сообществе, стало свидетельством достижения определенного согласия по основным вопросам международной деятельности России и отношений с США.
Однако обсуждение будущего страны, ее места в мировой политике и отношений с Америкой продолжалось. Этому способствовали важные события, происходившие в мире, изменения в американской политике после смены руководства в 2001 году, а также сохранение разных позиций среди российских политиков и ученых. Одним из основных обсуждавшихся вопросов была идентичность Российской Федерации в новом веке, определяющая ее поведение в формирующемся мировом порядке, равно как и влияние на его конструирование.Заметное влияние на ход внешнеполитических дискуссий оказали работы С.М. Рогова, который отстаивает три основные идеи: 1) Россия — евразийская держава, мост между Европой и Азией, в этом уникальность ее геополитического положения, которое она должна максимально использовать в национальных интересах; 2) ключ к сохранению великодержавного статуса лежит в экономической сфере, и для решения экономических задач евразийская модель является оптимальной для страны; 3) евразийская политика не исключает, а скорее предполагает важность отношений с США.
С.М. Рогов признает однополярный характер мировой системы, где США занимают доминирующие позиции в ключевых международных финансовых и экономических институтах — Группа семи, Организации экономического сотрудничества и развития (ОЭСР), МВФ, Всемирном банке, ВТО. Россия заинтересована в сотрудничестве с этими и другими организациями, поэтому призывы отказаться от «американского уклона» в российской политике носят, по его убеждению, нереалистический характер. Хотя жизненно важные интересы России связаны, прежде всего, с СНГ, а также такими регионами, как Европа, Ближний и Дальний Восток, роль США в мировых делах в начале XXI века делает отношения с Вашингтоном приоритетными для любой страны.
С.М. Рогов убежден, что Россия может сотрудничать или соперничать с Америкой, но не может ее игнорировать.Как большинство национально ориентированных либеральных политологов, С.М. Рогов считает, что для достижения целей России необходимо изменить формулу отношений с Западом, убедить США и их партнеров отказаться от навязывания России экономических рецептов, которые никто не применяет на самом Западе. Российский экономический потенциал сможет заработать в полную силу только в том случае, если удастся решить с Вашингтоном в рамках двусторонних и многосторонних договоренностей такие вопросы, как списание советских и долгосрочная реструктуризация российских внешних долгов; снятие ограничений на экспорт российской продукции на западные рынки; предоставление государственных гарантий США и их западным частным партнерам по инвестициям в Россию; согласование льготных условий для российской промышленности и финансового сектора при вступлении в ВТО; достижение договоренностей, позволяющих вернуть в Россию нелегально вывезенные капиталы. От России это потребует принятия жестких обязательств (если они не противоречат российским интересам), таких как ликвидация бартера, сохранение первичного профицита федерального бюджета, обеспечение прав собственности, поддержание закона и порядка и т.п.
Отстаивая важность экономической составляющей российской внешней политики, С.М. Рогов с тревогой обратил внимание на тот факт, что Россия оказалась в изоляции от важнейших мировых интеграционных процессов. Развернувшееся после окончания холодной войны строительство «общеевропейского дома» идет без участия России. Происходит рост взаимодействия между странами Восточной Азии по формуле «семь+три» (страны АСЕАН, а также Китай, Япония и Южная Корея). На долю этих государств приходится 32% мирового населения, 19% ВВП, 25% экспорта и 18% импорта, а также 15% притока прямых иностранных капиталовложений. В 1998 году в Ханое состоялась первая встреча лидеров «семь+три». В конце 1999 года на встрече в верхах в Маниле было принято решение о поэтапном создании своего рода «Общего рынка» восточноазиатских стран.
Россия оказалась в стороне от процесса «семь+три», хотя в 1997 году она вступили в Организацию Азиатско-Тихоокеанского экономического сотрудничества (АТЭС). Но российское участие в АТЭС оказалось чисто символическим, никаких конкретных инициатив со стороны Москвы не последовало. Российские экономические позиции в АТР продолжают слабеть.По мнению С.М. Рогова, возникла парадоксальная ситуация: Россия, единственная в мире держава, имеющая жизненно важные интересы и физически расположенная в Европе и Азии, оказалась в изоляции от своих соседей, ставших на путь интеграции. В то время, как выживание и усиление России может быть обеспечено только в том случае, если ее соседи и на Западе (евроатлантическое сообщество), и на Востоке (азиатско-тихоокеанское сообщество) сочтут, что их интересам отвечает сотрудничество с Москвой. Россия получит максимальную выгоду от взаимозависимости, если сможет получить в глобальной экономике такую роль, которая превратит ее в одну из опор мирового рынка.
В качестве основной стратегической задачи для России в ближайшем будущем рассматривается реализация ее геоэкономических возможностей. У России есть реальная возможность в 6-8 раз увеличить объем транспортных услуг мировому сообществу, способствуя сбалансированному развитию транспортных связей по «оси» Европа — Азия и в «треугольнике» Европа — Азия — Америка, для чего потребуется модернизация всего российского транспортного комплекса. При этом специализация России в мировой экономике будет связана не только с поставкой сырья, но и с развитием новейших коммуникационных технологий. В условиях, когда баланс военных сил в Европе и АТР изменился не в пользу России, считает С.М. Рогов, интеграция в глобальную экономику на основе максимального использования географического положения существенно укрепит безопасность Российской Федерации, экономическое процветание которой станет важнейшим фактором успешного экономического развития Европейского Союза и Восточной Азии. Евразийская стратегия России видится как стратегия, имеющая всеобъемлющий характер, интегрирующая экономические, политические и военные аспекты внутреннего и внешнего развития страны.
В.И. Кривохижа, сторонник евразийской стратегии, убежден, что международная деятельность России должна сочетать в себе глобальный и региональный аспекты. Он отмечает, что интерпретация проблемы сохранения глобального статуса России и приоритетов в международных делах весьма часто решается путем рассмотрения вопроса о соотношении российских интересов на Западе и на Востоке, что, по мнению политолога, носит надуманный и искусственный характер, так как по геостратегическому положению и исторической, культурной традиции Россия является евразийской державой. В.И. Кривохижа убежден, что активизация политики на одном направлении не должна рассматриваться как альтернатива неудачам на другом направлении, и постановка вопроса в таком ключе является проявлением региональной ментальности: ориентироваться на Запад в ущерб интересам на Востоке, или наоборот, означает автоматическое придание стране регионального статуса, что противоестественно.
Сторонники евразийской стратегии высказывают мнение, что Россия в обозримом будущем не может и не должна стать ни Европой, ни Азией. Но для нормального развития своих отношений с различными странами она должна решить важную задачу — структурировать в организации государственной и общественной жизни свою евразийскую природу как нечто понятное другим, стабильное и системно целое. Достаточно условно, но в чем-то аналогично тому, что было сделано в советский период (естественно на другой основе). До тех пор, пока Россия — правильно или даже ошибочно — не может быть «понята умом», прежде всего самими россиянами, рассчитывать на достойное место в мировом сообществе вряд ли представляется реальным. Многовековой опыт, история страны показывают, что без адекватной уровню текущего мирового развития организации огромной ресурсной базы — духовной, культурной, материальной — потенциальные возможности не реализуют себя в той мере, в которой они отвечали бы запросам российского общества. Это происходит и потому, что ввиду евразийского положения страны, широкой многонациональной палитры российского общества и соответствующего ему интернационального характера наиболее образованной и политически активной части граждан, ориентиры развития и запросы на обновление всегда будут обусловлены в России больше, чем в других странах, наиболее передовыми идеями глобального развития.
В результате традиционно сверхсложная для России задача нахождения консенсуса — в условиях его постоянного поиска, в том числе в форме национальной идеи — дополнительно усложняется.В важности определения новой идентичности России убеждены и В.А. Кременюк и Э.Я. Баталов. Они признают, что положение, занимаемое Россией в центре Евразии, является стратегическим «товаром», в котором объективно не могут не быть заинтересованы ни Соединенные Штаты, ни другие страны в условиях глобализации и возникновения международных коллизий в будущем. Но обращают внимание на то, что в начале ХХІ века Российская Федерация представляет собой качественно новое территориальное и политическое образование, которое еще должно самоопределиться. Речь идет не просто об уменьшении территории, а, скорее, о серьезном ухудшении общей геополитической ситуации для новой России — она уже не совсем тот «осевой регион» мира, «хартленд», о котором говорил один из основателей геополитики Х. Маккиндер.
Критики евразийской стратегии, например, авторитетный политолог А.Ю. Мельвиль, утверждают, что в самоидентификации России и определении ее роли в мире геополитика сегодня вторична по отношению к выбору ее политического «Я». Без этого принципиального политического самоопределения, писал политолог в 1998 году, когда появилась работа С.М. Рогова «Евразийская стратегия для России», вряд ли есть смысл говорить о сохранении некоей исконной геополитической роли России как мирового цивилизационного и силового евразийского «балансира» и еще меньше — о «России примиряющей», «России соединяющей», «России сочетающей» и благодаря своему срединному положению между Европой и Азией инициирующей и поддерживающей диалог культур, цивилизаций и государств.
Полемизируя с С.М. Роговым, А.Ю. Мельвиль заявил, что Россия как геополитический «евразийский мост» — в политическом отношении сегодня не более как миф, поскольку нет у нее ни соответствующих коммуникаций, ни технологических и экономических целей, ни внятной и определенной (а не просто декларативной) культурно-цивилизационной посреднической функции.
Он считает, что Россия не стала активным участником интеграционных процессов ни в Европе, ни в Азии; несмотря на все ультиматумы российского руководства, не удалось остановить расширение НАТО на восток; историческая роль России на Балканах сходит почти на нет; снижается ее роль в АТР; российский ВВП сегодня меньше 2% от мирового. А.Ю. Мельвиль не испытывает оптимизма относительно возможностей российских коммуникаций, заявляет, что российский транспорт, лишь теоретически способный связать Восток и Запад, в упадке; каспийские трубопроводы вполне могут пойти в обход России; путь из Европы в быстро развивающийся Китай (и обратно) тоже может пойти через Центральную Азию и Закавказье, опять-таки минуя Россию; взаимовлияние культур и цивилизаций происходит сегодня достаточно интенсивно, оставляя Россию во многом в стороне. Считавшаяся прежде аксиомой увязка между ядерным оружием и статусом сверхдержавы оказалась в действительности, как минимум, сильно преувеличенной.А.Ю. Мельвиль выражает мнение той части либеральной российской элиты, которая видит главную задачу политики России не в международной деятельности, а в завершении начатых реформ. Он формулирует свою точку зрения следующим образом: «Российские приоритеты сейчас — внутренние. Это, если угодно, исторический шанс заняться своими отложенными в «задержанном» развитии проблемами, своим собственным обустройством, своим народом и своим обществом. Приоритеты внутренней модернизации, последовательного достраивания демократической политической системы, структурной перестройки экономики и социальной сферы, а не экстенсивный путь рыночного развития при олигархическом режиме, грезящем о былом геополитическом величии, — вот наш сегодняшний исторический «вызов»: от построения либерально-демократического и преуспевающего общества — к определению своего нового места в мире».
Политолог, не усматривая какой-то особой евразийской миссии России, заявляет, что без России как евразийского «балансира» (или «моста») мир вовсе не сползает к состоянию геополитического хаоса, хотя в нем и возникли новые мощные дестабилизирующие тенденции (локальные, по преимуществу этнополитические конфликты, в том числе архаического происхождения, ядерное распространение, бесконтрольные миграционные потоки и др.). И прежде всего потому, что у самой России ограниченные рычаги влияния на новых международных дестабилизаторов.
Призывы к использованию уникального географического положения кажутся критикам евразийской модели несостоятельными в силу того, что в современном мире великой страну делает не «голая» геополитика, а применительно к России — не само по себе «срединное положение» между Европой и Азией. Величие державы в современном мире покоится, прежде всего, на внутренних — политических и экономических — составляющих. Именно здесь Россия должна осуществить свой экзистенциальный выбор и построить свое демократическое и постимперское «Я». А.Ю. Мельвиль оговаривается, что сказанное — не призыв к изоляционизму и самоустраненности из мировых дел. Активная внешняя политика нужна — но не вообще «по всем азимутам» и не как ностальгическое «взнуздывание» своего общества исходя из образов прошлого величия. Направленная активность в мире — это проекция внутреннего решения: какое общество, какую политическую систему и какие политические ценности Россия хочет иметь для себя.
Известный политолог Д.В. Тренин соглашается с мнением, что современная Россия не располагает материальной базой, ресурсными возможностями для особого пути развития, а так как эта идея составляет суть евразийства, то и в целом евразийская стратегия неосуществима. Он заявляет, что по происхождению и культуре Россия была, есть и останется европейской страной, и это является фактом, а не предметом для дискуссии. Россия — это восток географический, но никак не цивилизационный.
В связи с этим высказыванием следует отметить, что российская цивилизация определяется философами и политологами как самостоятельная, равно отличная от европейской и восточной — мусульманской. Евразийская сущность российской цивилизации осложняет ее существование, но не мешает ей взаимодействовать с Европой и придерживаться своих европейских исторических корней. Однако и «отмахнуться» от другой части своего исторического существования она так просто не может. Россия никогда не противопоставляла себя Европе, в то время как Европа пыталась и пытается это сделать, что в принципе контрпродуктивно, так как все равно с Россией договариваться придется (что диктуется притягательностью огромного российского рынка для европейских стран), да и мусульманский фактор в Европе также присутствует, создает проблемы и, возможно, потребует взаимодействия с Россией для их урегулирования.
Думается, что Д.В. Тренин несколько преувеличивает значение евразийства как философской теории в российском мышлении и в политике, смешивая его с евразийством географическим, о чем говорит С.М. Рогов и которое может быть с выгодой использовано Россией. Как бы ни идентифицировали себя жители Сибири и Дальнего Востока (по утверждению автора, как европейцы), если в ближайшем будущем этот регион не удастся густо заселить европейским населением России (что весьма проблематично) и провести интенсивную индустриализацию региона, то там будет расти именно азиатское население (что уже фактически происходит) за счет своих и пришлых граждан (из КНР, КНДР, Республики Корея, Вьетнама, Японии). Педалирование европейской сущности России может оказаться контрпродуктивным и влияние европейского центра может сойти на нет, а территории могут быть потеряны.
А.М. Салмин также настороженно относится к традиционному сравнению России с «мостом» между Западом и Востоком, так как, по его мнению, Российская Федерация имеет меньше оснований претендовать на роль такого потенциального «моста», чем Российская империя или СССР (в силу тех же причин, которые отмечает А.Ю. Мельвиль). Однако он убежден в важности сохранения «малого евразийского моста», так как развитие событий, при котором Запад и Восток России начнут «отворачиваться» друг от друга в силу явной экономической и растущей культурной, в том числе, этнокультурной, обособленности, может спровоцировать распад государства. Внутренняя интеграция России, считает А.М. Салмин, остается первоочередной внутри- и внешнеполитической задачей, должна сочетаться с успешной политикой на внешних рубежах.
Политолог считает, что стратегическая задача России — оптимизировать, используя все возможности и ресурсы, свое положение в мире, несмотря на неблагоприятные внешние и внутренние стартовые условия, добиваться того, чтобы эта система, в том числе некоторые ее полюса (реальные субъекты), складывалась и/или функционировала в обозримом будущем не без действенного участия России (организационные ресурсы у А.Д. Богатурова).
Отдельные сторонники «либерально-западной» (альтернативной евразийской) внешнеполитической стратегии оценили результаты международной деятельности России как «концептуальный кризис» и «ненадежную стратегию». Следует более подробно остановиться на положениях критических работ, так как в них содержатся положения, заслуживающие анализа.
Главный тезис работы политолога Ю.Е. Федорова заключается в следующем: «Начиная с января 1996-го, когда министром иностранных дел стал Евгений Примаков, Россия постоянно балансирует на грани открытой конфронтации с Западом, прежде всего с США и Североатлантическим союзом. Временами это противостояние обострялось настолько, что отношения России с ведущими западными государствами вплотную подходили к порогу холодной войны. Впервые такое произошло в 1996 — 1997 гг. и было связано с расширением НАТО на восток. Затем в еще более жесткой форме это проявилось во время операции НАТО против режима Слободана Милошевича». Главным проявлением кризиса внешней политики автор назвал «ее перманентную неспособность решить задачи, которые ставит перед ней правящая элита страны», прежде всего, провал попыток остановить расширение НАТО, предотвратить проведение военных операций в бывшей Югославии и как следствие падение влияния на Балканах, кризис в СНГ. Единственным достижением, да и то двусмысленного характера, он назвал налаживание отношений с Китаем.
Ю.Е. Федоров считает, что положенные в основу внешнеполитической стратегии России принципы, отражают мышление XVII-XIX веков и не соответствуют реальному положению дел в мире, который живет по законам XXI века — законам глобализации. К устаревшим принципам он относит следующие: представление о влиянии на мировой арене как главной цели внешней политики, о национальном государстве как единственном субъекте международных отношений и государственном суверенитете как абсолютной ценности. По мнению политолога, общепринятые атрибуты великой державы — территория, население, природные ресурсы, промышленный и научный потенциал традиционного типа, военная мощь и т.д. не имеют определяющего значения. Геополитическое положение России и указанные атрибуты скорее осложняют внешнеполитические позиции страны, чем укрепляют их, даже ядерная мощь не конвертируется в политическое влияние на международной арене.
Как и многие другие либеральные ученые, Ю.Е. Федоров отвергает концепцию многополярности, так как, по его мнению, многополярность и баланс сил никогда не были надежным инструментом обеспечения международной безопасности вообще и национальной безопасности России, в частности. В качестве доказательства он приводит тот факт, что в XVII-XIX веках Старый Свет постоянно оставался ареной войн и конфликтов разных масштабов и интенсивности, и ХХ век также не был избавлен от двух мировых войн. Из этого делается вывод о том, что в постиндустриальном обществе важнейшими станут способность к социальному и экономическому обновлению, технологическим и организационным инновациям, высокая мобильность ресурсов, массовое использование био- и информационных технологий, умение эффективно действовать в быстро меняющейся глобальной экономической среде.
Сходной позиции придерживается и Д.В. Тренин. Он ставит под сомнение тезис о великодержавности России, пишет, что непонятны составляющие этого статуса в начале XXI века, как и необъяснимы несогласованные действия России для нейтрализации устремлений США, якобы направленных на ослабление российских великодержавных позиций, путем создания «контрбалансов» в виде «треугольников» Россия — Китай — Индия, Россия — Франция — Германия, Россия — Иран — Ирак.
Д.В. Тренин обеспокоен тем, что концепция многополярного мира побуждает Россию к попыткам оторвать от Америки ее союзников, прежде всего Западную Европу, укрепить, в первую очередь в военном отношении, Китай как наиболее реального конкурента США, поддерживать и защищать антиамериканские режимы в мире. По оценкам политолога, внешняя политика России ориентируется прежде всего на установление определенной формы миропорядка, а не на обеспечение собственно национальных интересов страны: «Приоритеты реальной, а не трансцедентальной России — простые, но важные для ее граждан вещи: здравоохранение, образование, наука. Избавившись от непосильной имперской ноши, Россия впервые за столетия получила исторический шанс сосредоточиться на самой себе. На языке глобализации девиз начала XXI века мог бы звучать так: Russia's business is Russia (Россия должна заниматься прежде всего своими делами)». Перефразируя слова Дж. Кеннеди, Д.В. Тренин формулирует основной тезис политики России следующим образом: «Не спрашивайте, что еще Россия может дать остальному миру, спрашивайте, чем мир может помочь развитию и процветанию России».
В рассуждениях критиков политики России есть определенная логика, однако она не всегда строго выдержана исторически и концептуально. Можно признать правомерность утверждения о том, что отдельные действия на региональных направлениях требуют большей продуманности и четкого определения рамок взаимодействия, например, с Китаем, Индией, Ираном и многими другими странами, заинтересованными в получении от России сырья, оружия и высоких технологий, которыми они не располагают, а взамен совсем необязательно пойдут на серьезные уступки и будут проводить политику, выгодную России. Можно согласиться с ними в том, что реакция России на расширение НАТО на восток была излишне эмоциональной, а Основополагающий акт малоэффективным компромиссом. Можно также раскритиковать «разворот» Е.М. Примакова, когда он с полпути вернулся в Москву из-за бомбардировок Белграда американской авиацией, и в целом его достаточно жесткую позицию в отношении США. Можно признать, что не все действия России были действительно успешными, хотя говорить об этом рано, так как результатов следует ожидать в долгосрочной перспективе (в частности, в отношениях с КНР). Нельзя отрицать того факта, что СНГ остается непрочной структурой, что лишний раз стало очевидно в 1999 году при продлении Договора о коллективной безопасности стран СНГ, когда Узбекистан вышел из него, а также в период антитеррористической кампании США и их союзников по коалиции в Афганистане, когда Грузия заявила о возможности выхода из СНГ.
Однако характеристика внешней политики России на протяжении пяти лет (1996 — 2000 гг.) как балансирование на грани новой конфронтации с Западом, главным образом с США выглядит явным преувеличением, если не искажением реальности. Конечно, если рассматривать двусторонние отношения упрощенно, в варианте, предлагаемом США: «если не с нами, то против нас», тогда действительно все действия России подпадают под категорию неверных, а состояние двусторонних отношений может оцениваться как кризисное. Такая оценка отражает общую позицию либералов-перестроечников, которые считали (и продолжают считать), что единственное условие вхождения России в глобальные структуры и сохранения дружеских отношений с США — отказ от исторически сложившегося статуса влиятельной (если угодно, великой) державы. При этом не говорится по крайней мере о следующих фактах.
Во-первых, если России не удалось добиться решающих успехов в экономической и иных областях в течение десяти лет своего независимого существования, то это не значит, что она этого не добьется никогда. Потенциал для этого не исчерпан, это признают даже американские экономисты. Так, известный американский специалист по российской экономике А. Аслунд писал в 2000 году, что Россия не нуждается в экономической помощи, так как ее экономика вышла из кризиса и наблюдается стабильный ежегодный рост.
Во-вторых, именно благодаря традиционным атрибутам державности, России удается сохранять определенное влияние в Евразии и в мире, чего не скрывают ни США, ни соседи России. Главное, на наш взгляд, состоит в том, чтобы наращивая экономический потенциал и другие упомянутые критиками атрибуты «нетрадиционного типа», не утратить традиционные, которые служат важной базой, подпиткой процессов, призванных привести Россию в глобальные структуры.
В-третьих, не следует преувеличивать «фактор покорности» со стороны России в отношениях с США. Как показали отношения СССР и США в 1985 — 1991 гг., затем России и США в 1992 — 1994 гг., готовность пойти на многое ради партнерства с США не дали России ощутимых результатов: ни Советский Союз, ни Российская Федерация не получили ни широкомасштабной экономической помощи, о чем писали российские и американские критики политики США, ни статуса наибольшего благоприятствования; прошло расширение НАТО за счет стран ЦВЕ и было объявлено о готовности блока принять в свои члены страны Балтии к концу 2002 года; были предприняты попытки ослабить роль России в ООН путем начатой при администрации Клинтона кампании критики этой организации, где Россия сохраняла право вето в Совете Безопасности, игнорирования мандата ООН при урегулировании конфликтов; Россия постоянно критиковалась за политику в странах СНГ, а с началом в декабре 1994 года войны в Чечне она стала объектом давления со стороны США; использовался двойной стандарт в оценке ее действий, она находилась под постоянным огнем американской критики и со стороны либералов, и со стороны консерваторов; проводилась активная политика в постсоветских странах по выводу их из-под влияния России. И этот перечень можно было бы продолжить.
В-четвертых, принятие слабой позиции не гарантирует льгот. Мы повторимся, сказав, что чем больше будет слабеть Россия, тем активней будет политика других держав и США по достижению преимуществ и получению выгод от весьма богатой традиционными атрибутами великой державы страны. Входить в мировые структуры — экономические, безопасности и т. д. следует с позиции силы, пусть и не такой, как у стран Запада, а не с позиции слабости, с чувством достоинства, а не постоянного упоминания о кризисе и упадке. Не соглашаться — не значит противостоять.
Справедливыми представляются слова В.И. Кривохижы, убежденного в том, что перед Россией, как и перед рядом других государств, в очередной раз в истории стоит грандиозная задача формирования нового мирового порядка. Более чем скромные успехи, чтобы не сказать неудачи, отечественной внешней активности последних 10-15 лет, и отнюдь не только на дипломатическом поприще, по мнению политолога, пока не дают оснований рассчитывать, что первый крупный и долгожданный успех («прорыв») произойдет именно на фундаментальном, ключевом направлении — в деле формирования новой системы международных отношений. Однако это не означает, что Россия может совсем устраниться от участия в системообразующих процессах, пусть и в ограниченном варианте.
Особо хотелось бы остановиться на положении о «балансе сил», которое, по мнению ряда либеральных критиков, устарело, является атрибутом прошлых веков, не принесших миру стабильности и бесконфликтного состояния. В период, когда мировой порядок не устоялся, будут существовать старые и новые концепции и принципы строительства межгосударственных отношений. Принцип «баланса сил» используется не только Россией, но и другими ведущими и второстепенными державами. Не отказываются от него и США, где сохраняется стратегическое мышление в категориях «баланса сил», хотя часто оно плотно прикрывается рассуждениями вроде «расширения демократии», участия США «в установлении демократических норм в мире», в урегулировании конфликтов. Принцип «баланса сил» не есть принадлежность той или иной эпохи: он присущ человеку, который его часто использует в достижении личных целей, отдельным группам влияния, странам, группам стран. Он будет утрачивать свое значение в более совершенном обществе, мире, но дорога к этому длинна и сложна. Уже сейчас можно говорить о том, что возможности и масштабы использования принципа «баланса сил» в XXI веке не совсем такие, какими были в XX веке, — на наш взгляд, они меньше и уже.
Соединенные Штаты заявили и о том, что национальное государство более не является основным элементом системы международных отношений, а национальный суверенитет и государственные границы не могут быть преградой для интервенции при решении проблем региональной и международной безопасности. Однако мир неоднороден и для многих государств национальный суверенитет остается приоритетом, в том числе для России, которая не хотела бы стать объектом «гуманитарной интервенции» стран НАТО или кого-то еще. США также готовы употребить все свое военное могущество для защиты суверенитета и границ государства. Пока неясно, к каким последствиям приведут «акции без границ», проводимые США и их союзниками (в 2001 году к ним присоединилась и Россия со странами СНГ), нельзя исключить и возможность усиления нестабильности в мире.
Думается, неверно и утверждение о том, что внешнеполитические действия России целиком направлены на противостояние США. В ходе внешнеполитических дискуссий неизбежно вставал вопрос о государственной идентичности России — европейская или евразийская держава, великая держава или обычное государство; о соотнесении ее с Америкой. При ответе на первую часть вопроса, как отмечалось выше, мнения разделились, что касается великодержавности и отношений с США, то интересную точку зрения, на наш взгляд, представил Э.Я. Баталов. Он высказал мнение, согласно которому, несмотря на происшедшие сдвиги в мире, в поведении и США, и России сохраняется историческая внешнеполитическая традиция.
Э.Я. Баталов считает, что каким бы ни оказался реальный внешнеполитический курс Соединенных Штатов, какая бы из политических партий ни доминировала на Капитолийском холме и лидеры какой бы ориентации ни поселялись чаще других в Белом особняке на Пенсильвания-авеню, глубинная предрасположенность к тотальному мессианству не покинет Америку.
Что касается России, пишет Э.Я. Баталов, то с той поры, как Россия погрузилась в глубокий системный кризис, со всех сторон слышатся голоса с требованием решительно отмежеваться от «имперской политики» и поумерить «великодержавные притязания». Насколько обоснованы, разумны и бескорыстны подобного рода призывы — отдельный вопрос. Не вполне ясно, каким курсом будет следовать новое руководство страны на международной арене, какой будет политика внутри государства — до сих пор не очень понятно. Однако жив и российский мессианизм, существуют императивы традиционной Русской идеи, которые не прислушиваются ни к каким голосам. Растворенные в национальной культуре, психологии и политической философии, ее архетипы будут и дальше — в каком бы положении ни оказались страна и народ — ориентировать на восприятие событий, происходящих за пределами России (и на соответствующую поведенческую реакцию) не иначе, как сквозь призму традиционного мессианизма.
Э.Я. Баталов утверждает, что Россия остается великой державой. Она является таковой уже в силу совокупного действия таких факторов, как геополитический статус; неординарный военноядерный потенциал; колоссальные природные ресурсы; уникальные интеллектуальные и духовные ресурсы, заложенные в науке и культуре; демографический потенциал. Интегральный критерий великодержавного статуса страны — ее способность оказывать преобразующее влияние на ход мировых событий и невозможность игнорирования мировым сообществом ее стратегических интересов.
Философ убежден, что императивы традиционной Русской идеи и Американской мечты — это в первую очередь именно ориентация на мессианизм — делают проблематичными устойчивые дружеские отношения между Россией и Америкой по национально-государственной линии: «Истинный Мессия, истинный Спаситель человечества может быть только один. Два Спасителя — бессмыслица. Им тесно в мире. И если два великих народа, две великие державы — пусть они не провозглашают это публично или даже отрицают — внутренне «запрограммированы» на роль вселенского Мессии, споров и конфликтов между ними не избежать».
Существующее положение не пугает его в отличие от его либеральных коллег: сохранение исторической преемственности и самобытности, по мнению Э.Я. Баталова, совсем необязательно означает поражение России на пути реформ и конфронтацию с США и остальным миром, тем более изоляцию. Хотя Русская идея и Американская мечта не создают прочных оснований для устойчивой дружбы двух стран, считает он, они в то же время и не подталкивают их на путь вражды, чреватой взаимным уничтожением. Благо, что историческая память обоих народов не отягощена тяжелыми воспоминаниями о глубоких травмах, нанесенных другой стороной.
Как убеждает история, конкуренция и соперничество вовсе не исключают совпадения тактических и даже стратегических интересов (прежде всего в рамках все обостряющихся глобальных проблем), а следовательно партнерских и даже союзнических уз. Так что спектр возможных вариантов развития отношений между Россией и Америкой достаточно широк. Каким именно окажется выбор — покажет время. Важно только не ошибиться, предупреждает Э.Я. Баталов, как это уже не раз случалось на протяжении последних десяти лет. Американским и российским политикам и ученым следует, наверное, более внимательно отнестись к истории и принять тот факт, что Америке и России друг друга не переделать, не победить и не отодвинуть локтем на периферию исторического процесса.
Сторонники и критики евразийской концепции, хотя и полемизируют друг с другом, одни, делая акцент на геостратегической составляющей политики России, другие — на внутренних факторах российской идентичности, по-своему правы. Однако следует признать, что России придется решать обе задачи — новой самоидентификации в современном мировом порядке и осуществления активной политики на основных направлениях — на восток и на запад — одновременно. Действия во внутренней и внешней сферах тесно взаимосвязаны — успех в одной неизбежно будет усиливать эффективность в другой. Вопрос в том, какое «Я» выберет Россия, ее руководство и общество, захотят ли они видеть страну великой державой и понести связанные с этим издержки или их устроит скромное положение рядовой благополучной страны.
Вопросов много. Один из них, как нам кажется, состоит в том, что до тех пор пока Россия остается одним из крупнейших государств мира, второй военной державой, евразийской державой, ей будет трудно заниматься либерально-демократическим строительством при скромной внешней политике. Как это ни банально повторять, Россия остается очень привлекательным пространством для многих стран, которые не откажутся от «поглощения» ее частей и их эксплуатации. Либеральную модель следует строить в той России, которая сохранилась после распада Российской империи и Советского Союза, сохраняя историческое и культурное наследие российского государства, а значит, и внешнеполитические традиции, которые диктуют ей активность и масштаб даже в ослабленном состоянии.
В дискуссиях по вопросам внешнеполитической стратегии отношениям с США всегда придавалось то или иное значение. Для либерально-западных политологов Соединенные Штаты вместе с Большой Европой виделись основным ориентиром российской политики, следуя которому она может осуществить модернизацию экономики и общества, сохранить международную субъектность. Для представителей либерально-консервативного направления, не отвергающих полностью идею евразийства — не столько как философской теории, а скорее как территориальноэкономической модели развития, США остаются важным, но не главным направлением внешней политики.
Неудачи и разочарования двусторонних отношений позволили отдельным авторам заявить, что повод для серьезного беспокойства есть. По заключению А.Д. Богатурова, он связан не с существованием между Россией и США противоречий, а с неуспехом попыток сформировать в российско-американских отношениях достаточно мощную сферу взаимопроникающих и переплетенных торгово-хозяйственных и финансово-экономических устремлений, которые могли бы «изнутри» комплекса двусторонних связей уравновешивать и нейтрализовать противоречия, рост которых прогнозируем.
Серьезным тормозящим фактором остаются не только ошибки российского руководства и внешнеполитических специалистов, но и позиция американской элиты, упорно не желающей принять Россию такой, какая она есть, по крайней мере в краткосрочной и среднесрочной перспективе. В очередной раз вопрос об этом встал после начала международной антитеррористической кампании в октябре 2001 года. Возвращаясь к идее партнерства с США, Э.Я. Баталов и В.А. Кременюк отметили, что крупным просчетом американской политики была уверенность в том, что Россия готова играть роль младшего партнера, послушно идущего в фарватере Соединенных Штатов (чему способствовали в немалой степени усилия отдельных российских либеральных политиков и ученых, до сих пор верящих в то, что Россия должна идти именно в фарватере США и Запада). По мнению политологов, многовековая история России убедительно свидетельствует о том, что, испытывая колебания в периоды глубинных социально-политических кризисов (смут) и вроде бы теряя свое лицо, она в конце концов продолжала прерванный путь, в чем-то видоизменялась, но оставалась сама собой.
Об этом ранее писал С.В. Кортунов, отмечая, что «главным кризисом, который испытывала Россия после роспуска СССР, был кризис идентичности (субъектности), а основная дилемма ее развития была связана с неспособностью вернуться на исторически преемственный путь национально-государственного развития и, соответственно, самоопределиться в качестве современного субъекта в мировой политике, системе международных отношений и международного экономического разделения труда». Ответом на вопрос о том, стоит ли России претендовать на великодержавие, по мнению политолога, мог быть только утвердительный, подразумевающий не роль супердержавы, конкурирующей с США, а державы, занимающей равноправное место в пятерке ведущих мировых держав. Утрата статуса великой державы недопустима и чревата для России и всего мира серьезными последствиями.
Согласно позиции сторонников сохранения влиятельной позиции России в мире, неприятие этой истины на Западе и в США, отождествление этого с проявлением национализма или империализма — значит обрекать себя на новые политические просчеты в отношениях с Россией. В.А. Кременюк и Э.Я. Баталов высказали верную мысль о том, что в разворачивающемся сложном мире, конфигурация которого не устоялась, Америка нуждается в России как в партнере для решения глобальных и региональных проблем. Россия также нуждается в Америке: США остаются мощным центром военной силы, и без договоренностей с ними невозможно обеспечить национальную безопасность; они остаются важнейшим фактором финансово-экономического развития страны.
Главный вывод, который напрашивается на основе анализа современного состояния российско-американских отношений, состоит в следующем: сохранение диалога между двумя странами, реального взаимодействия на разных направлениях предполагает взаимопонимание и готовность к компромиссам с обеих сторон. Верно заявление ученых о том, что России предстоит научиться жить с Америкой, принимая во внимание ее интересы и потенциал, но не преувеличивая и не преуменьшая ее роль в жизни России и не превращая ее ни в мифического друга, ни в мифического врага. Оптимальным выбором для России может стать увязка политики на американском направлении с политикой на других направлениях и рассмотрение отношений с США в общем контексте внешней и оборонной политики Российской Федерации.
Аналогичное понимание требуется и от США, которые, если они готовы к взаимодействию с Россией, должны отказаться от разного рода «крестовых походов» с целью навязать России неприемлемые модели развития; антирусизма как политического кредо и основы военных, политических и экономических союзов с другими странами; публичного унижения России.
***
К началу ХХІ века российская внешнеполитическая стратегия обрела четкие очертания. Идея великодержавности России в сочетании с прагматизмом и трезвой оценкой мировой ситуации и возможностей России была официально закреплена в Концепции внешней политики Российской Федерации 2000 года. Высшим приоритетом внешнеполитического курса России была объявлена защита интересов личности, общества и государства. В число основных целей вошли следующие:
— Обеспечение надежной безопасности страны, сохранение и укрепление ее суверенитета и территориальной целостности, прочных и авторитетных позиций в мировом сообществе, которые в наибольшей мере отвечают интересам Российской Федерации как великой державы, как одного из влиятельных центров современного мира и которые необходимы для роста ее политического, экономического, интеллектуального и духовного потенциала.
— Воздействие на общемировые процессы в целях формирования стабильного, справедливого и демократического миропорядка, строящегося на общепризнанных нормах международного права, включая прежде всего цели и принципы Устава ООН, на равноправных и партнерских отношениях между государствами.
— Создание благоприятных внешних условий для поступательного развития России, подъема ее экономики, повышения уровня жизни населения, успешного проведения демократических преобразований, укрепления основ конституционного строя, соблюдения прав и свобод человека.
— Формирование пояса добрососедства по периметру российских границ, содействие устранению имеющихся и предотвращению возникновения потенциальных очагов напряженности и конфликтов в прилегающих к Российской Федерации регионах.
— Поиск согласия и совпадающих интересов с зарубежными странами и межгосударственными объединениями в процессе решения задач, определяемых национальными приоритетами России, строительство на этой основе системы партнерских и союзнических отношений, улучшающих условия и параметры международного взаимодействия.
— Всесторонняя защита прав и интересов российских граждан и соотечественников за рубежом.
— Содействие позитивному восприятию Российской Федерации в мире, популяризации русского языка и культуры народов России в иностранных государствах.
Отмечено, что Россия будет добиваться формирования многополярной системы международных отношений, реально отражающей многоликость современного мира с разнообразием его интересов; гарантия эффективности и надежности такого мироустройства — взаимный учет интересов; миропорядок XXI века должен основываться на механизмах коллективного решения ключевых проблем, на приоритете права и широкой демократизации международных отношений; стратегия односторонних действий может дестабилизировать международную обстановку, провоцировать напряженность и гонку вооружений, усугубить межгосударственные противоречия, национальную и религиозную рознь. Применение силовых методов в обход действующих международно-правовых механизмов не способно устранить глубинные социально-экономические, межэтнические и другие противоречия, лежащие в основе конфликтов, и лишь подрывает основы правопорядка.
Основополагающие документы внешней политики свидетельствуют о том, что усилия ведущих представителей внешнеполитического сообщества, на протяжении десяти лет активно обсуждавших весь спектр вопросов международной деятельности России, были учтены. Однако среди представителей политической элиты и академического сообщества нет полного согласия относительно правильности сделанного выбора. Как показывает история, достижение согласия дело нелегкое, почти невозможное. Главное состоит в том, чтобы продолжали сохраняться условия для многостороннего обсуждения всех проблем. «Концепция» — это не застывший доку-
Еще по теме Проблема российской идентичности в новом веке:
- Американское обоснование роли НАТО в системе международной безопасности в новом веке
- Критерии российской идентичности
- Проблемы в отношениях Россия—ЕС в новом тысячелетии
- 1.3. Этническая идентичность как фактор политической социализации в трансформирующемся российском обществе
- Глава первая. Теоретические и методологические проблемы формирования политики безопасности России в ХХI веке
- Проблема российского влияния в Закавказье, российское военное присутствие
- 18.6. ПРОБЛЕМЫ РОССИЙСКОГО МЕНЕДЖМЕНТА
- Лекция 19. Проблемы демократического процесса в Российской Федерации
- 10.5. Проблемы в становлении современной российской государственности
- Российский подход к проблемам европейской безопасности
- Шаклеина Т.А.. Россия и США в новом мировом порядке, 2002