<<
>>

Североамериканская школа геополитики

Отцом-основателем американской геополитики стал адмирал Аль­фред Мэхэн (1840—1914). В отличие от других классиков геополитики, он был не ученым, а военным моряком и большое внимание уделял изучению роли военно-морского могущества государства в его внеш­ней политике.

Главный труд адмирала А. Мэхэна, ставший настольной книгой многих государственных деятелей первой половины ХХ сто­летия, так и назывался: «Влияние морской силы на историю (1660— 1783)». В этом произведении А. Мэхэн придерживается общего для всех направлений геополитики тезиса о прямом влиянии географического положения на политические интересы государства.

«Политика зависит как от духа века, — писал он, — так и от характера и дальновидности правителей, но история побережных наций определяется не столько свойствами правителей, сколько условиями положения, протя­жения, очертания береговой линии, количеством населения, вообще тем, что называется естественными условиями».

На основе такого подхода А. Мэхэн определил критерии, исходя из которых следует оценивать геополитический потенциал государства и главную его составляющую — военно-морскую мощь. Было выделе­но шесть таких критериев:

1. Географическое положение государства, его открытость морям, возможность морских коммуникаций с другими странами. Про­тяженность сухопутных границ, способность контролировать стратегически важные регионы. Способность угрожать своим флотом территории противника.

2. «Физическая конфигурация» государства, т.е. конфигурация морских побережий и количество портов, на них расположен­ных. От этого зависит процветание торговли и стратегическая защищенность.

3. Протяженность территории (в данном случае она равна протя­женности береговой линии).

4. Статистическое количество населения. Оно важно для оценки способности государства строить корабли и их обслуживать.

5. Национальный характер.

Способность народа к занятию торгов­лей, так как морское могущество основывается на мирной и ши­рокой торговле.

6. Характер политической власти. От этого зависит переориента­ция лучших природных и человеческих ресурсов на созидание морской мощи государства.

Если все вышеперечисленные критерии соблюдены, то у госу­дарства появляется шанс достигнуть морского могущества, которое А. Мэхэн определял по формуле: N + MM + NB = SP, что означает: военный флот + торговый флот + военно-морские базы = морское могу­щество. Геополитик полагал необходимым отказаться от традицион­ной североамериканской внешнеполитической «доктрины Монро», ориентировавшейся на изоляционизм и замыкавшейся на проблемах Западного полушария. С его точки зрения, США должны превратиться в могущественную военно-морскую державу, способную на равных со­перничать с самыми крупными и сильными государствами мира.

Из всех европейских держав наиболее близкой США как по тради­циям и духу, так и по географическому положению и геополитическим ориентациям Мэхэн считал Великобританию. У США и Великобрита­нии поэтому могут быть общие цели и интересы. Обе страны должны в структуре своих вооруженных сил иметь мощный военно-морской флот, численность же сухопутной армии может быть и незначительной. Обоим англосаксонским государствам нужны базы далеко за предела­ми их собственной территории для контроля за основными океански­ми коммуникациями. Но если Великобритания к тому времени уже была крупнейшей мировой державой, то США, по мнению Мэхэна, еще предстояло ею стать. Главной ареной противостояния интересов основных геополитических сил, с точки зрения американского адми­рала, была Азия, а в ней — «спорный и оспариваемый пояс», располо­женный между 30-й и 40-й параллелями. В этом поясе, прежде всего, происходит столкновение морской мощи Англии и сухопутной мощи России. Территориальная экспансия последней представлялась Мэхэ­ну опасной для морских держав, поскольку была направлена на юг к незамерзающим портам теплых морей.

К числу морских государств, помимо Великобритании и Соеди­ненных Штатов, А. Мэхэн относил Японию и даже Германию. Япония рассматривалась им как естественная возможная союзница США на Тихом океане (правда, последующие несколько десятилетий опроверг­ли такое предположение). Отношение к Германии в свете тогдашней мировой политической и экономической ситуации было более насто­роженным. Однако в перспективе Мэхэн прогнозировал объединение основных морских государств — США, Великобритании, Германии и Японии — в едином блоке, направленном против крупнейших конти­нентальных держав — России и Китая. В грядущем глобальном кон­фликте между «сушей» и «океаном» у морских держав, по мнению Мэ­хэна, должно быть преимущество.

Наследником Альфреда Мэхэна в американской геополитике мож­но считать Николаса Спайкмена (1893—1943). Известность к этому уче­ному пришла в годы Второй мировой войны, незадолго до его смерти, а особенно после нее. Идеи Н. Спайкмена, который долгие годы воз­главлял кафедру политологии Йельского университета, по-новому ин­терпретировали геополитические реалии, сложившиеся с началом и в ходе Второй мировой войны. Н. Спайкмен исходил из того, что целью внешней политики должно быть сохранение или увеличение силового потенциала государства. Подобный вывод основывался на реалистиче­ском взгляде на мир, где войны и конфликты являются неизбежными вследствие царящей в сфере международных отношений анархии.

«Сила, — констатировал американский ученый, — в конечном счете со­ставляет способность вести успешную войну, и в географии лежат ключи к проблемам военной и политической стратегии. Территория государства — это база, с которой оно действует во время войны, и стратегическая пози­ция, которую оно занимает во время временного перемирия, называемого миром. География является самым фундаментальным фактором во внеш­ней политике государства потому, что этот фактор — самый постоянный. Министры приходят и уходят, умирают даже диктатуры, но цепи гор оста­ются непоколебимыми».

Н. Спайкмен расширил, по сравнению с А. Мэхэном, количество критериев, на основании которых следует определять геополитическое могущество государства. Причем у Спайкмена это могущество не свя­зано напрямую с мощью военно-морского флота. По его мнению, сила государства как субъекта международной политики зависит от: 1) тер­ритории; 2) характера границ; 3) численности населения; 4) наличия или отсутствия полезных ископаемых; 5) экономического и техноло­гического развития; 6) финансовой мощи; 7) этнической однородно­сти; 8) уровня социальной интеграции; 9) политической стабильности; 10) национального духа.

Н. Спайкмен пересмотрел выводы Х. Макиндера относительно роли евразийского Хартленда в мировой политике. Американский геополитик считал, что не Хартленд является ключом к контролю над миром. Такую роль выполняет евразийский пояс прибрежных территорий, или «мар­гинальный полумесяц». Этот полумесяц, названный Спайкменом «Римлендом» (от англ. ободок, край), находится между Хартлендом и великим морским путем, идущим от Западной Европы в Японию через Северное, Балтийское моря, Атлантический океан, Средиземное и Красное моря, Индийский океан, прибрежные моря Дальнего Востока, Восточно­Китайское и Японское моря и заканчивающимся в Охотском море у бе­регов Японии. В состав Римленда ученый включил страны Западной и Центральной Европы, государства Ближнего и Среднего Востока — в их числе Турцию, Иран и Афганистан; затем Индию, Тибет, Китай и страны Юго-Восточной Азии. Новое видение мировых геополитических реалий позволило Н. Спайкмену вместо формулы Макиндера выдвинуть свою: «Кто контролирует Римленд, господствует над Евразией; кто господству­ет над Евразией, контролирует судьбы мира».

Геополитическая концепция Н. Спайкмена пришлась очень кста­ти для обоснования и оправдания американской внешней политики начального периода «холодной войны». Если мы внимательно посмо­трим на карту мира и мысленно проведем по ней линию, соответствую­щую Римленду, то заметим, что именно по этой линии располагались многочисленные американские военные базы, создававшиеся в конце 1940-х — начале 1950-х годов.

Только имея такую цепь военных баз, США смогли реально воспользоваться своим ядерным оружием в ка­честве инструмента давления на Советский Союз. Единственным сред­ством его доставки к возможной цели являлась авиация, и, для того чтобы держать под прицелом жизненно важные центры «вероятного противника», необходима была как раз такая конфигурация мест ба­зирования стратегической авиации, которая в значительной степени совпадала бы с Римлендом.

Начавшаяся в силу политических и идеологических причин «холод­ная война» разворачивалась в пространственных рамках, на практике подтверждавших разработанные ранее многие геополитические кон­цепции, включая и концепцию Н. Спайкмена. Очевидно, все же не гео­политика лежала в основе глобального конфликта, расколовшего мир на два больших лагеря. Но геополитическая теория давала аргументы для оправдания проистекавшей из этого конфликта политической и военной стратегии. Вслед за переменами в мировой политике, проис­шедшими, в силу различных причин, на рубеже 1950-х и 1960-х годов, стали меняться и геополитические концепции. Пример тому — появив­шаяся в 1964 г. работа американского геополитика С. Коэна «География и политика в разделенном мире».

В своих рассуждениях С. Коэн опирается на концепцию Н. Спайкмена, но вносит в нее некоторые коррективы. Он вводит новые поня­тия — «геостратегический регион» и «геополитический регион». Под геостратегическим регионом понимаются большие участки простран­ства, характеризующиеся общностью местоположения, общими торго­выми ориентациями, общностью культурных и идеологических связей. В рамках геостратегического региона находятся наиболее важные су­хопутные и морские коммуникации. Геополитический регион представ­ляет собой органическую составную часть геостратегического региона. Он более компактен и ограничен географически, интенсивность взаи­мосвязей, степень экономической и политической взаимозависимости отличают каждый такой регион от других.

С. Коэн выделяет два геостратегических региона — «Зависящий от торговли морской мир» и «Евразийский континентальный мир».

В со­став первого геостратегического региона он включил следующие геопо­литические регионы: 1) Англо-Америка и Карибский бассейн; 2) Мор­ская Европа и Магриб; 3) удаленная от центра континентальная часть Азии и Океания; 4) Южная Америка. «Евразийский континентальный мир» в начале 1960-х годов С. Коэн разделил на два геополитических региона. Один из них состоял из Восточной Европы и Хартленда, ко­торый С. Коэн называл также «российским промышленным районом», включая в него европейскую часть тогдашнего СССР, Урал, Западную Сибирь и Северный Казахстан. Второй геополитический регион охва­тывал Восточную Азию и, в частности, континентальный Китай.

В отличие от схемы Н. Спайкмена в геополитической концепции Коэна отсутствовал единый и сплошной Римленд. Вместо этого понятия американский геополитик ввел новое — «разъединительные пояса», к ко­торым причислил Ближний и Средний Восток, а также Юго-Восточную Азию. Значение обоих «разъединительных поясов» заключалось в том, что по ним проходили стратегические морские и сухопутные пути, а так­же на их территориях были сосредоточены производства специфических видов сельскохозяйственной продукции и добыча важных сырьевых ре­сурсов. Все это обусловливает, считал С. Коэн, стремление государств, доминирующих в обоих геостратегических регионах (США и СССР), установить контроль и над этими районами.

Начиная со Второй мировой войны сверхдержавы старались соз­дать на Ближнем и Среднем Востоке и в Юго-Восточной Азии плац­дарм для расширения своего геополитического влияния. Нетрудно заметить, что Коэн показал геополитические условия конфронтации между двумя блоками и их лидерами к началу 1960-х годов. Действи­тельно, большинство локальных конфликтов, за которыми стояли интересы сверхдержав, происходило как раз на этих «разъединитель­ных поясах». В Европе же, напротив, сохранялась стабильность, это и нашло отражение в геополитической концепции Коэна. Он теорети­чески обосновывает возникший после Второй мировой войны раскол Европейского континента в целом и Германии, которую геополитик считал «вопросительным знаком Европы», в частности. Тем не менее американский ученый отмечал, что раздел Германии представляется его поколению закрепленным, геополитически логичным и стратеги­чески необходимым. Эта необходимость и логичность обусловлены, с его точки зрения, традиционным тяготением западной части Германии к обращенной в сторону океана Западной Европе, в то время как вос­точная часть Германии в составе Восточной Европы была частью «Ев­разийского континентального мира». С. Коэн считал опасным, с точки зрения интересов стратегической стабильности, объединение Герма­нии и предупреждал, что не будет мира в Европе и во всем мире, если не будет четкой границы между Западной морской мощью и Евразийской континентальной мощью в Европе.

Однако «холодная война» завершилась объединением Германии, поскольку в основе раскола этой страны, как и раскола всей Европы, лежали все-таки не геополитические, а идейно-политические факторы.

<< | >>
Источник: Ачкасов В. А., Ланцов С. А.. Мировая политика и международные отношения. 2011

Еще по теме Североамериканская школа геополитики:

  1. Тема 5. Европейская школа геополитики
  2. Русская школа геополитики
  3. Современная немецкая школа геополитики
  4. Германская школа геополитики
  5. Британская школа геополитики
  6. 4.1 "Внутренняя геополитика" школа Ива Лакоста
  7. 4.1 "Внутренняя геополитика" школа Ива Лакоста
  8. Русская школа геополитики
  9. Русская школа геополитики.
  10. «Органическая школа» геополитики Фридриха Ратцеля
  11. Глава 1 Российская школа геополитики
  12. Ф. Коноэ (1891-1945) и японская школа геополитики
  13. 2.6. Школа руху за гуманні стосунки (школа людських відносин)
  14. Особенности интеграции в Североамериканском регионе
  15. 2.5. Класична школа (школа «адміністративно- бюрократичного» підходу)
  16. ТЕМА 12. РОССИЯ И ГОСУДАРСТВА СЕВЕРОАМЕРИКАНСКОГО И ЮЖНОАМЕРИКАНСКОГО КОНТИНЕНТОВ
  17. 2.7. Школа наук поведінки (біхевіористська школа)
  18. Североамериканская зона свободной торговли (НАФТА)