Структура мира после распада СССР

В конце 1980-х годов в силу того, что было замечено ослаб­ление конфронтационного противостояния между двумя сверх­державами и сплоченности внутри каждого из двух военных бло­ков, высказывались предположения относительно грядущей мно­гополярности.

В России на эту тему раньше других написал один из веду­щих специалистов в области международных отношений С.М. Рогов. В 1992 году он отмечал, что мир возвращается к нор­мальному состоянию, так как исторически многополярная систе­ма международных отношений была типическим случаем, нор­мой, а биполярность — исключением из правила. При этом поли­толог утверждал, что, согласно широко распространенному мнению, на смену силовому противостоянию периода холодной вой­ны должен прийти баланс интересов всех участников мировой политики, однако история не знает примеров стабильности мно­гополярной системы международных отношений на основе ба­ланса интересов всех входящих в эту систему государств в течение длительного времени. Взаимодействие национальных интересов государств носит разнообразный характер — их векторы могут совпадать, быть параллельными, расходиться и прямо сталки­ваться. Результатом взаимодействия интересов могут быть войны, а могут быть и союзнические отношения в борьбе с общим про­тивником. С.М. Рогов высказал мысль, что возвращение системы международных отношений в свое естественное состояние не дает

оснований для оптимизма, поскольку многополярный мир весьма сложно сохранять долго в стабильном состоянии. Исчезновение с карты мира одной из двух сверхдержав придало обвальный ха­рактер начавшейся ранее эволюционной трансформации систе­мы международных отношений. И это вовсе не означает, что был установлен новый мировой порядок, скорее можно говорить о возникновении «нового мирового беспорядка».

Согласно высказанной выше точке зрения, правомерность которой признавали многие российские политики и эксперты уже в 1992 году, мировая система не стала более стабильной, и ей пришлось столкнуться с тремя вызовами: последствиями распада СССР; неопределенной ролью новых «центров силы» — Герма­нии, Китая, Японии, в перспективе — Индии и Бразилии, отдель­ных стран Ближнего Востока; с обострением противоречий между промышленно развитым Севером и отсталым Югом.

Идея глобального кризиса была характерна для ряда публи­каций периода 1992 — 1995 гг., носивших подчас весьма эмоцио­нальный, апокалипсический характер, в которых распад Совет­ского Союза рассматривался как событие драматическое и эпо­хальное. Отдельные авторы усматривали в этом событии начало «сокрушительных перемен» в мире, в геополитической ситуации вокруг России. Высказывалось мнение, что в мире произошла на­стоящая геополитическая катастрофа, которая, как и ее последст­вия, не осознаются полностью.

Академик Э.А. Поздняков писал, что Россия, огромные про­странства бывшего Советского Союза и Европа оказались в центре этих изменений. По его мнению, значение развала СССР и систе­мы социализма, а также объединения Германии выходит далеко за рамки обычных представлений о международных отношениях, а кардинальный сдвиг в мировом балансе сил есть первый, но не последний результат происходящих геополитических изменений. Считая, что мировая стабильность во многом определялась биполярным балансом сил, Э.А. Поздняков высказал предполо­жение, что в связи с объединением Германии, развалом Советско­го Союза и крушением системы социализма, умерло европейское сообщество. Возникла принципиально иная геополитическая си­туация в Европе, в Евразии и в мире, в которой нет места ни за­падноевропейской, ни восточноевропейской интеграции в обо­зримом будущем. Наступила пора дезинтеграционных процессов, выросла вероятность территориального передела мира, его ре­сурсов и стратегических рубежей.

О нестабильности грядущего мирового порядка особенно эмоционально писали в начале 1990-х годов представители кон­сервативной оппозиции.

Ряд представителей народно-патриотической оппозиции характеризовали надвигающийся мировой порядок как систему международных отношений, при которой будет осуществляться эксплуатация отстающих стран государствами-лидерами. Гряду­щий порядок, по их мнению, приобретал черты технологического геноцида со всеми атрибутами этого процесса — размещением радиоактивных захоронений, высокотоксичных и грязных произ­водств, широчайшей эксплуатацией людских и природных ре­сурсов. Согласно их точке зрения, новый мировой порядок, навя­зываемый Соединенными Штатами всему миру, — индустриаль­ное рабовладение в совокупности с разработкой и производством новейших передовых технологий.

Лидер российских коммунистов Г.А. Зюганов писал, что план нового мирового порядка был направлен на установление глобальной диктатуры Запада во имя сохранения его политиче­ского, экономического и военного лидерства. По исторической аналогии он определил его как «всемирный мессианский, эсхато­логический религиозный проект», по своим масштабам, степени продуманности и основательности подготовки, как «далеко пре­восходящий известные в истории формы планетарных утопий — римский империализм времен Тиберия и Диоклетиана, халифат Аббасидов, движение протестантов-фундаменталистов в Европе или троцкистские грезы о мировой революции».

Г.А. Зюганов определил мировоззренческую основу нового мирового порядка как стремление реализовать многовековые чаяния Запада в форме либерально-демократического «рая на земле», утверждение «золотого века» человечества, который будет протекать под управлением единого «мирового сверхправитель­ства». В геополитической области, по его мнению, новый мировой порядок увязан с «глобальной стратегией США и с атлантиче­ским Большим Пространством, которое мыслится как его главная территориальная опора, своеобразная «метрополия» всемирной колониальной системы». В ней будут сосредоточены внутренние «высокоорганизованные пространства так называемого Торгового Строя, где власть измеряется количеством контролируемых денег, ставших единым эквивалентом, универсальной мерой вещей».

Г.А. Зюганов отмечал, что стремление Запада объединить мир под единым руководством приобрело особую актуальность в конце XX века ввиду того, что углубились внешние противоречия между богатым Севером и бедным Югом, а внутренние межсо­словные, межклассовые противоречия вышли за рамки отдельных народов и наций, обретя глобальный, общечеловеческий харак­тер. По его мнению, в новом планетарном «суперобществе» соци­альная напряженность находится на грани взрыва. Предотвра­тить такой взрыв и неизбежное за ним перераспределение благ, законсервировать существующее неравенство — таковы главные цели архитекторов нового мирового порядка.

Сходные мысли относительно возможностей Запада осуще­ствить планы построения нового мирового порядка высказал Р.И. Хасбулатов, заявивший, что налицо как отсутствие диверген­ции, так и возможность конвергенции, поскольку одна система — социалистическая, оказалась поглощенной другой, более силь­ной — капиталистической. Он отмечал следующее: «Но сумеет ли единая глобальная капиталистическая система «переварить» про­глоченное и выжить? Нет, не сумеет. Она тоже погибнет... Миро­вому капитализму конкурировать сейчас не с кем — конкурент уничтожен, его лидеры куплены с потрохами.

Одну из причин такого развития Р.И. Хасбулатов усматри­вал в осознании все большим числом граждан планеты того об­стоятельства, что они лишились извечной мечты о равенстве, братстве, гуманизме, и это будет приводить огромные массы лю­дей к отчаянию, а от отчаяния к бунту. Он прогнозировал бунты в «ядре» рыночной экономики мира, где материальное благосос­тояние людей будет ухудшаться, появятся новые проблемы безо­пасности. Развитие мира без социализма виделось ему как путь к всемирной катастрофе.

Нельзя сказать, что все сказанное сторонниками апокалип­сического взгляда на складывавшийся мировой порядок было аб­солютно неверным. Скорее, преувеличенными были акценты и интерпретация всего происходившего в мире и вокруг России. Дальнейшее развитие событий показало, что процессы интегра­ции происходят одновременно с дезинтеграционными тенден­циями в отдельных областях международной деятельности, в ре­гионах, странах; в политике ведущих стран мира (и не только ве­дущих) все более очевидным становилось стремление установить новые или расширить старые сферы влияния, в том числе над природными ресурсами, по-новому организовать взаимодействие между «мировым обществом» держав-лидеров и «мировым сооб­ществом» при весьма заметной агрессивности первых, особенно США; активизировались попытки стран Запада реализовать идею «мирового правительства», или «директората»; происходило уси­ление нестабильности в мире и утверждение военно-силовой мо­дели решения проблем безопасности; наметился кризис в дея­тельности МВФ и МБРР в ряде стран, где внедрялась разработан­ная ими модель экономики.

Новый «мировой беспорядок» требовал анализа, осмысле­ния и организации. Представители консервативной оппозиции верно, на наш взгляд, подметили слабые места нового этапа ми­рового развития, но дальше этого не пошли. По-иному подошли к решению этой проблемы представители либеральной академиче­ской элиты, которые придали дискуссиям о новом мировом по­рядке более научный и менее эмоциональный характер.

Наиболее всесторонний взгляд на формирующийся поря­док представил А.Д. Богатуров. Согласно его точке зрения, харак­теристика мира после распада Советского Союза как многопо­лярного не передавала полностью особенностей складывавшегося порядка. В качестве основного аргумента ученый приводил тот факт, что хотя одна из двух основ биполярности в том виде, как она существовала в 1945 — 1991 гг., разрушена, случившееся не со­держало никаких указаний на контуры будущей мировой струк­туры и лишь с определенностью свидетельствовало о достаточно радикальном сдвиге в прежней. Невозможно стало говорить о су­ществовании полноценного второго полюса, равного Соединен­ным Штатам, подчеркивал А.Д. Богатуров, но все еще сохранялся сильный отрыв двух стран мира — США и России — от всех ос­тальных членов международного сообщества по совокупности всех своих возможностей. Он согласился с позицией тех западных ученых, которые считали, что разрушение порядка холодной войны не автоматически означало возвращение в многополяр­ность, если под ней понимать традиционное равновесие сил, как оно существовало между великими державами в XIX веке, когда они ревниво следили друг за другом, не позволяя ни одной из них усилиться до такой степени, чтобы коалиция всех остальных не обеспечивала им заведомого превосходства над пытающимся «уй­ти в отрыв» соперником. Если принять за основную черту бипо­лярности наличие крупного разрыва в возможностях между двумя лидерами и остальными странами, а за типическую характеристи­ку многополярности — сопоставимость потенциалов более или менее многочисленной группы лидеров, то можно хотя бы отчасти «заземлить» представления о текущей ситуации, то есть прибли­зить их к удручающей русское сознание, но реальной действительности. По оценке политолога, после 1991 года реально суще­ствующую мировую структуру можно было бы обозначить как «полутораполярность», т.е. наличие двух основных полюсов, из которых один (американский) значительно превосходил второй.

Отмечая неудобство при использовании категорий «одно­полярный» и «многополярный», А.Д. Богатуров предложил обра­титься к иным теориям современного мирового порядка. Особого внимания, по его мнению, заслуживали работы японского теоре­тика Акихико Танаки, по концепции которого, мир предстает в качестве трехслойной сферы, где три пласта взаимно проециру­ются, а взаимодействие их проекций определяет фактическое положение основных мировых игроков по отношению друг к другу. По схеме А. Танаки, предложенной в 1993 году, современный мир — одновременно одно-, трех- и пятиполярный. Он однополярен в том смысле, что только США обладают абсолютным пре­восходством над всеми странами мира по совокупности своих возможностей; трехполярен, если речь идет об экономике, причем роль экономических полюсов выполняют национальные государ­ства — США, Япония и Германия; наконец, мир предстает пяти­полярным в организационно-политическом отношении, где США, Россия, Китай, Британия и Франция являются организаци­онно-политическими полюсами мира, обладающими обширным опытом участия в управлении мировой политикой и принятии ключевых международных решений, а также каналами и возмож­ностями для участия в миросистемном регулировании.

Ценность теории комбинированной структуры видится А.Д. Богатуровым прежде всего в косвенном указании на переход­ность этапа мироструктурной трансформации и, что особенно важно, в предощущении комбинированного, усложненного харак­тера будущей миросистемной организации. Однако, по его мне­нию, выдвинутая Танакой концепция современного мира не отра­жала полностью его сути, и он предложил свой вариант определе­ния — «плюралистическая однополярность», полагая, что типоло­гически эта структура может быть отнесена к комбинированным, хотя складывается преимущественно, в основном в рамках вектора однополярного развития. Автор подчеркивает, что это, конечно, не однополярность в чистом виде, поскольку источником направ­ляющих импульсов в мировой политике оказываются Соединен­ные Штаты не единолично, а в плотном окружении стран «семер­ки», сквозь призму или фильтры которой преломляются, становясь более умеренными, так или иначе меняя свою направленность, собственно американские национальные устремления. А.Д. Богатуров относит такую структуру к однополярности смягченного, «плюралистического типа», в рамках которой сильнейшая держа­ва мира, по-видимому, не будет обладать возможностями жесткого контроля над происходящим в той или иной части мира, хотя сможет пользоваться труднооспоримым влиянием.

Анализируя международную ситуацию, соотношение сил между ведущими и поднимающимися державами мира, А.Д. Богатуров пришел к выводу, что России не следует так уж рьяно выступать против однополярности на переходном этапе мирового развития, так как в грядущей многополярности, во-первых, ее статус представляется весьма проблематичным (если только ей не удастся благополучно завершить экономические, по­литические и военные преобразования), а во-вторых, вообще неиз­вестно насколько стабильным будет мир без сильного регулирова­ния со стороны США (если сверхдержава начнет слабеть, чего не исключает З. Бжезинский и другие американские политологи).

Еще раньше, в 1993 году, А.Д. Богатуров писал, что насту­пивший виток «рассеянной» дестабилизации отражает кризис миросистемного регулирования — по-видимому, самый глубокий со времен Второй мировой войны. Его суть — не в провозглаше­нии неизбежности новой войны (о чем писали Ч. Кегли и Г. Реймонд), а в остроте потребности соединить усилия в интере­сах реформы международного управления. Исторически подтверждаемая ненадежность многополярной структуры мироуправления в новых международных условиях заставляет трезво оценивать вырисовывающуюся ей альтернативу управления од­нополярного. По мнению политолога, оно могло оказаться далеко не худшим вариантом развития, — при условии, что центр гло­бального регулирования будет представлять собой сплоченное единство ограниченного круга ответственных государств. Задача России — обрести свое место в этом ответственном клубе, кото­рый вряд ли станет первым незамутненным образцом демокра­тизма мировой политики, но может компенсировать падение управляемости и предотвратить разрастание типологически но­вых и оттого лишь более опасных «рассеянных» угроз.

Развивая эту мысль, А.Д. Богатуров писал, что в условиях «плюралистической однополярности», когда Россия слаба, а мир, следуя собственной логике, стремится преодолеть разобщенность, упования на самодостаточность и нестесненность во внешнепо­литической сфере представляются утопичными. «Нравится это кому-то или нет, США — лидер современного мира и опора его нынешней «плюралистически однополярной» структуры, — сде­лал вывод политолог. — Это может (и, наверное, должно) быть кому-то не по вкусу и тревожить. Но это было бы неосторожно игнорировать. Формы новой модели мира еще не затвердели. За­дача России может состоять в том, чтобы внести свою лепту в ее формирование, попытавшись сделать новую международную структуру более плюралистической и менее однополярной».

Однополярность, как основная характеристика постбипо­лярного мирового порядка, принималась многими российскими политиками и учеными, противостояние полюсу-США рассмат­ривалось как губительное для России, усложнявшее ситуацию в двусторонних отношениях. Но было немало сторонников и у идеи многополярного мира, не отрицавших сверхдержавность США и их уникальные позиции в мире, также подчеркивавших важность взаимодействия с ними. Они считали, что многополяр­ный мир уже существовал и задачей России было встраивание России в новый расклад сил в мире, не откладывая этого на долго­срочную перспективу. Эта позиция одержала верх, и после назна­чения в 1996 году на пост министра иностранных дел Е.М. Примакова она была положена в основу внешнеполитиче­ской деятельности России, т.е. концепция многополярного мира получила статус государственной политики.

Среди американских специалистов по международным от­ношениям также не было единства мнений, хотя в отличие от рос­сийских ученых, большая часть американских политологов отда­вала предпочтение варианту однополярного мирового порядка. Однополярность мира выводилась одними из факта установления американской гегемонии, другими — из сверхдержавного положе­ния. Поэтому позиция сторонников однополярности хорошо представлена в работах, посвященных анализу и обоснованию гегемонии США и американской глобальной стратегии (Глава II).

В данном разделе следует все-таки сказать несколько слов о позиции одного из главных теоретиков однополярности и геге­монии США З. Бжезинского. Он считает, что время между распа­дом биполярной системы и наступлением многополярности бу­дет периодом однополярным — эрой американской гегемонии и длительность этого благоприятного для Америки периода будет зависеть от США, от реализации ими стратегии глобального лидерства. З. Бжезинский полагает, что неизбежный (но далеко не быстрый) приход многополярности может регулироваться Со­единенными Штатами, которым неоспоримое могущество позво­ляет оказывать влияние на складывание региональных центров силы и на региональные силовые группировки.

Многополярный вариант развития мира после окончания холодной войны обсуждался на страницах вышедшей в 1995 году монографии «Глобальная повестка дня». Один из авторов, М. Говард, отмечал, что после любой войны, горячей или холод­ной, наступает «холодный мир», который, по его словам, может быть ужаснее (труднее), чем война, где намерения сторон доста­точно определенны и правила игры оговорены. По мнению ученого, после окончания холодной войны глобальный порядок на достаточно долгую перспективу может быть многовариантным («поликультурным») с минимальным использованием силовых методов навязывания американских стандартов и универсализма в отношениях с другими странами. Что касается политики США, то М. Говард считал, что она должна определяться способностью разрешить (или контролировать) свои собственные проблемы.

К многополярной модели развития склонялись Ч. Кегли и Г. Реймонд. Они утверждали, что грядущий мир будет многопо­лярным, в котором сохранятся политические, экономические, идеологические, военные противоречия между ведущими миро­выми державами и могут усилиться нестабильность, непредска­зуемость и конфликтность в международных отношениях.

Многие авторы, признавая многополярность мира, усматри­вали в его развитии немало тревожных проблем, возникших и не­решенных в прошлом: возможность возникновения конфликта между ведущими державами по поводу распространения ядерно­го оружия; новый виток гонки вооружений; рост протекционист­ских барьеров между новыми торговыми объединениями; куль­турные различия как источник международного конфликта; опасность распространения гражданских войн на этнической ос­нове в мире, где большинство государств полиэтнические; высо­кая вероятность интервенции ведущих держав; трансформация новых демократических правительств во что-то «ужасное и опасное». Отмечалось, что указанные тенденции будут разворачи­ваться в условиях, когда США уже не столь сильны экономически, политически и в культурном отношении, как это было в 1960-е годы; что дни американского гегемонизма прошли и не вернутся никогда, поэтому США следует признать себя одной из ведущих держав, живущей вместе с остальными в нестабильном мире.

Аналогичную мысль высказывали и такие авторитетные ав­торы, как У. Хайланд и Дж. Най. Первый писал, что «Америка никогда больше не сможет делать все, что она хочет, несмотря на сверхдержавный статус». Другой вторил ему, заявляя, что воен­ная мощь США не может определять, каким образом будут разви­ваться процессы в экономической и политической сферах миро­вого развития, не может гарантировать США позицию гегемона. По мнению Дж. Ная, зарождался новый многополярный мир, в котором мощь государства не будет измеряться традиционными подходами. Весьма проблематичным считал однополярность, как определяющую характеристику мирового порядка после 1990 года, известный политолог И. Валлерстайн, полагавший, что в период до 2025/2050 гг. будет происходить постепенное упоря­дочение постбиполярного «беспорядка» с неизменным упадком влияния США. Согласно его точке зрения, в ХХІ веке в основе мирового порядка будут три «узловых центра», к каковым он отнес США, Западную Европу и Японию и предвидел соперничество между Большой Европой и японо-американским союзом. Среди крупных держав, мало интегрированных в новые создаваемые се­ти, он назвал Китай для японо-американского союза и Россию для ЕС, чья интеграция ставились в зависимость от того, смогут ли они достичь внутренней стабильности и законности. И. Валлерстайн высказал верные соображения относительно тенденций форми­рования нового порядка и факторов, которые будут оказывать влияние на включение государств, оставшихся за пределами трех (или двух) узловых центров: 1) в какой степени промышленность этих стран оптимально необходима для функционирования клю­чевых товарно-производственных объединений нового миропо­рядка; 2) в какой мере те или иные страны важны для поддержа­ния эффективного спроса на продукцию наиболее прибыльных секторов производства; 3) в какой степени те или иные страны от­вечают стратегическим нуждам (геовоенное расположение, важ­нейшие виды сырья и т.д.).

Идея о наличии не одного, а нескольких полюсов или цен­тров силы получила развитие в работах авторитетного политоло­га Ч. Купчана, предложившего модель «трехполюсного мира», приближенную к реальной политике США и более привлека­тельную для других стран в сравнении с однополярной моделью мирового порядка, в основе которого просматривалась гегемония Америки. Думается, работы политолога представляли собой по­пытку снять сразу несколько спорных проблем, стоявших перед руководством и научным сообществом Соединенных Штатов в связи с реализацией глобальной стратегии. Ч. Купчан выразил мнение той части либеральной американской академической элиты, которую не устраивало излишнее увлечение идеями пре­восходства Соединенных Штатов и его постоянная демонстрация, хотя сам факт наличия особого положения США в мире ими при­знавался. Сторонники более скромного поведения и сохранения отдельных правил игры, существовавших ранее в отношениях между ведущими мировыми державами, были озабочены тем, что однополярная модель мира весьма непривлекательна для многих стран — не только для таких откровенных оппонентов США, как Россия и Китай, но, в перспективе, и для тех государств, которые пока своего несогласия так откровенно не демонстрировали. Не секрет и то, что Ч. Купчаном и другими американскими теорети­ками руководило стремление скрыть традиционный снобизм, присущий политике США (помимо силового давления), создать впечатление, что Соединенные Штаты, хотя и самая сильная и лучшая страна в мире, но тоже участник коллективного форми­рования нового мирового порядка.

Не менее важным оставался вопрос о том, как сделать аме­риканское лидирующее положение в мире более долговечным, или, если это невозможно, как сохранить наиболее благоприят­ный для США расклад сил в мире на случай окончания периода американской гегемонии. В американской научной литературе неоднократно обсуждался вопрос о будущих вызовах могуществу Соединенных Штатов. Возможность возникновения такого вызова в Европе связывается с Германией, в целом в Евразии — с Россией, а в Азии — с Китаем. При этом отмечалось, что только Китай, по темпам и масштабам своего развития, может рассматриваться как претендент на глобальное лидерство.

С учетом указанных прогнозов, Ч. Купчан предложил свое видение современного мироустройства — три региона (центра) силы (влияния), в каждом из которых существует один полюс силы (реализация идеи однополярности только на региональном уров­не). В трехполюсном мире он выделил три крупных региона силы, наиболее развитые в военной и промышленной областях: Север­ная Америка (лидер США), Европа (лидеры Германия и Франция), Восточная Азия (лидеры Китай и Япония). Указанную модель Ч. Купчан определил как модель «региональной однополярно­сти», или «мягкой однополярности» в качестве альтернативы «аг­рессивной однополярности». По мнению политолога, прочность данной модели будет определяться следующими факторами: 1) неоспоримая военная и экономическая мощь государства-лидера в каждом из трех регионов будет способствовать развитию центростремительных тенденций, между лидером и периферией на основе консенсуса будет достигнуто согласие относительно па­раметров полномочий лидера и обязательств подчиненных ему го­сударств; 2) не исключается использование как поощрительных методов воздействия со стороны лидера и его сторонников в воз­главляемой им группе государств, так и методов давления и нака­зания для тех, кто выступает против установленного порядка.

По признанию Ч. Купчана, запланированное распределение власти между отдельными региональными лидерами при участии и под контролем США (пока у них такие рычаги воздействия ос­таются) лучше, чем бесконтрольное распределение влияния на региональном уровне. Коротко говоря, Соединенным Штатам не­обходимо контролировать прежде всего развитие тех государств, которые потенциально могут создать проблемы для США в клю­чевых для них регионах мира. Отмечалось: в рамках одного ре­гионального полюса всем его членам, включая лидера, придется координировать свою политику, что воспрепятствует чрезмерно­му усилению влияния региональных лидеров, не позволит ни од­ному из них стать гегемоном, который попытается разрушить ус­тановленный политический консенсус и начать проводить поли­тику, не контролируемую другими странами, в том числе Соеди­ненными Штатами. При этом автор концепции «трехполюсного мира» высказал убеждение, что страны, которые будут центрами-полюсами трех больших регионов, в силу демократического ха­рактера своих социально-политических систем (что вряд ли пра­вомерно в отношении всех названных держав — центров силы) будут проводить либеральную политику, избегать действий, направленных на конфронтацию с другими странами.

По теории Купчана, «региональный полюс», или «ядро», может состоять из двух (или более) стран («плюралистический характер ядра»). Так, в Европе такое ядро может состоять из Гер­мании и Франции, в Восточной Азии — из Китая и Японии. Оче­видно, что «модель трехполюсного мира» со сложными «ядрами»-полюсами может заработать только при двух условиях: 1) если США будут проводить достаточно гибкую, но убедительную по­литику и 2) если сами участники процесса осознают целесообраз­ность и неизбежность такого развития сценария (так как в этом заинтересованы США — самое сильное в мире государство, от ко­торого многое зависит в экономической и военной областях). При этом страны, которые не являются союзниками, между которыми на протяжении многих лет существуют серьезные противоречия и каждая из которых претендует на региональное лидерство, должны объединиться, чтобы вместе с США регулировать про­цессы, происходящие в мире.

Представляется, что, несмотря на во многом гипотетический характер концепции Ч. Купчана, существуют отдельные предпо­сылки для ее реализации. В частности, германо-французский и китайско-японский союзы могут базироваться на общих пробле­мах, связанных с Россией: Япония и Китай не заинтересованы в усилении России, в повышении ее роли в АТР; у каждой из них есть территориальные или пограничные претензии к России; оба государства заинтересованы в экспансии (прежде всего экономи­ческой и демографической) на территории Дальнего Востока и Сибири, в получении доступа к ресурсам этих регионов; что каса­ется Германии, то она также не оставляет планов политического и военного усиления в Европе, особенно в постсоветской Европе, а это подразумевает ослабление влияния России на Украине, в Бе­лоруссии, усиление западноевропейского влияния в странах Бал­тии, в Молдове и Украине, на Кавказе.

По мнению Ч. Купчана, для успеха политики «регионально­го коллективизма» как альтернативы «глобальному коллективиз­му» следовало бы принять Россию в ЕС и НАТО (не оставляя за ней места регионального лидера-полюса). Однако он убежден, что в краткосрочной перспективе эту проблему конструктивно решить не удастся, так как США и другие члены альянса считают, что вхождение России в эти структуры подорвет их дееспособ­ность, фактически разрушит их. России, оставленной без регио­нальной сферы влияния в трехполюсном мире, предлагается со­средоточить свое внимание на странах СНГ, укрепить эту струк­туру, сделать ее объединением, основанным на согласии, а не на принуждении. Однако «четвертым полюсом силы» Россия вместе с территориями ее влияния не называется. Ожидается, что все постсоветские страны, включая Россию, постепенно войдут в одну из трех региональных полюсных структур в зависимости от их ис­торической, политической, экономической, военной ориентации.

Можно рассматривать «трехполюсную модель» как теорети­ческие размышления кабинетного ученого, однако это было бы не совсем правильно, так как в них отражена эволюция подходов к основным направлениям деятельности американской диплома­тии в Европе и АТР. Вместо довольно расплывчатой модели соз­дания на базе НАТО и ЕС сообщества демократических госу­дарств под предводительством США (единственный полюс силы), открытого в краткосрочной перспективе для всех государств, до­бившихся успеха на пути развития демократии и рыночной эко­номики, а в долгосрочной перспективе — для всех стран, которые продвигаются с разной скоростью в этом направлении («глобаль­ный коллективизм»), появилась иная, более привлекательно сформулированная модель. В ней предлагается удовлетворить устремления региональных лидеров (прежде всего Китая, Японии и Германии) к усилению своего влияния и делегировать им пол­номочия для контроля (или сдерживания) других региональных держав, таких как Россия, Индия, Иран, которые также претен­дуют на влияние.

Схема, предложенная Ч. Купчаном, перекликалась с идеями, которые раньше него в 1996 году высказывал известный специа­лист по проблемам внешней политики США Ч. Мэйнс. Он высту­пал за создание региональных режимов безопасности, в которых ведущая роль принадлежала бы наиболее сильным региональ­ным государствам. Однако в отличие от Ч. Купчана он считал, что Россия должна занимать особое место в формирующихся ре­жимах безопасности, так как ее роль остается важной и в Европе, и в Азии. Ч. Мэйнс не поддерживал идею расширения НАТО и превращения ее в единственную военную структуру, претен­дующую на регулирование международных процессов. Ч. Купчан использовал идею о создании нескольких полюсов силы вместо одного, но при этом не отверг необходимость укрепить НАТО (он был одним из авторов политики расширения альянса, когда рабо­тал в аппарате СНБ), сохранить и усилить американский кон­троль над происходящими в мире процессами, нейтрализовать Россию на региональном уровне.

Как видим, российские и американские специалисты по ме­ждународным отношениям высказывали как сходные, так и раз­ные точки зрения относительно состояния международных от­ношений после окончания холодной войны. Были сделаны сле­дующие выводы: 1) на смену биполярности пришла многополяр­ность, которая сохранится на длительную перспективу и не ис­ключает взаимодействие ведущих мировых держав; 2) биполяр­ность уступила место однополярности при очевидном сверхдер­жавном лидерстве США, и сохранение такого положения зависит от них самих; 3) структура мира трехполюсная, и именно она бу­дет определять формирование нового мирового порядка; 4) мир находится в переходном состоянии, когда продолжают сохранять­ся элементы старого порядка, но уже формируются новые; 5) бо­лее верной представляется концепция комбинированного поряд­ка; 6) можно говорить о существовании однополярно-полицентричного порядка, при котором есть один полюс (США) и несколько центров силы, в число которых попадает Россия.

Каждый из авторов оригинальной концепции мира старался наиболее точно описать складывавшийся порядок, пришедший на смену биполярному. Всесторонне описать то, что находилось в процессе эволюции, было трудно, но наметить основные направ­ления формирования грядущего порядка американским и рос­сийским политологам все-таки удалось, хотя многие из них оста­лись при своем мнении относительно «полярности» мира. Науч­ные наработки нашли отражение во внешнеполитических страте­гиях России и США — на государственном уровне Россия и США остались на противоположных позициях. Россия признавала мно­гополярный мир и в соответствии с этим строила внешнюю политику (многовекторная и разнонаправленная). Соединенные Шта­ты действовали как мировой лидер, сверхдержава и главный ми­ровой полюс силы.

Новый импульс дискуссии о новом мировом порядке полу­чили на рубеже веков, что можно было объяснить следующими факторами: 1) вступление в новую эпоху: для американцев в «золо­той век Америки», для России — в период выхода из кризиса и закрепления позиций одного из ведущих центров силы и влияния в мире; 2) появление трудностей и противоречий в ходе реализации глобальной стратегии Соединенными Штатами, рост разногласий среди американских союзников и антиамериканизма в мире; 3) изменение внутриполитической ситуации в России и активизация ее международной деятельности, что требовало идейного обеспе­чения; 4) преодоление российской академической элитой шока по­сле распада СССР и активизация идейных дискуссий.