<<
>>

Транснациональные последствия демократизации

Современная демократизация транснациональна не только по условиям, но также и по своим последствиям, что обусловлено глобализацией, усилением и усложнением межгосударственных и надгосударственных взаимозависимостей.

Показанная выше логика самого процесса демократизации предполагает, что окончательная консолидация демократии на национальном уровне в какой бы то ни было переходной (от авторитаризма к демократии) стране должна получить закрепление на международном и транснациональном уровнях, в том числе в форме интеграции в мировые экономические, политические и иные структуры. В глобальном мире умножающихся и крепнущих взаимозависимостей, при взаимопроницаемости внешней и внутренней политики весь комплекс условий и факторов, необходимых для демократизации, уже не может быть обеспечен лишь в рамках нации-государства. Вместе с тем и гарантирование демократии на национальном уровне становится условием для демократизации международных порядков.

Применительно к проблематике влияния демократизации на международные отношения в научной литературе нередко ссылаются на «мирную теорему Канта», т.е. идущее еще от трактата великого немецкого философа «К вечному миру» предположение о том, что демократические государства не воюют друг против друга. Согласно данной логике, распространение демократии - это также и распространение международного мира. Подобная аргументация (с упоминанием имени И. Канта или, как правило, без него) используется и в обосновании конкретных внешнеполитических акций, в том числе усилий по насильственному свержению «нелегитимных диктаторских режимов» и по «экспорту демократии», предпринимаемых в последнее время США и их союзниками.

Если в формальном смысле логика «мирной теоремы» будто бы непротиворечива, то, строго говоря, в нее с трудом вписываются некоторые факты реальной политической истории. На деле национальные демократии не только вступали в войны (например, США в первую и вторую мировые), но и сами начинали военные действия по мотивам гуманитарного характера, защиты демократии, прав и свобод человека и др.

(миротворческие операции в Боснии и Герцеговине в 1991­1995 гг., Сомали в 1992-1994 гг., Руанде в 1994 г., Гаити в 1993-1994 гг., Косово в 1999 г. и др.). По словам датского исследователя-международника Дж. Соренсена, «демократические режимы могут начинать войны из-за 'крестоносных' причин - чтобы распространять демократические ценности в мире». С недавних пор доктрина США о нелегитимности диктаторских режимов и праве на их насильственное свержение в интересах демократии возводит это право во внешнеполитический принцип.

С логикой «мирной теоремы» не совсем согласуется и то эмпирически фиксируемое обстоятельство, что процесс демократизации (т.е. осуществление демократического транзита) зачастую сам стимулирует возрождение замороженных и возникновение новых конфликтов (этнонациональных, территориальных, религиозных и иных), причем проявляющихся порой в насильственных формах. Хантингтон в данной связи заметил: «Политологи с удивлением замечают, что демократические государства не воюют друг против друга. В этом смысле вполне можно предположить, что распространение демократии стало бы фактором миротворчества. Однако, как кажется, страны, находящиеся в процессе перехода от авторитаризма к демократии, чаще вступают в конфликты, чем страны абсолютно демократические или абсолютно авторитарные. Следовательно, процесс перехода сам по себе является фактором дестабилизации».

Международные и транснациональные последствия демократизации имеют еще один немаловажный аспект. Это вопрос о том, что именно сегодня представляет собой главную «ячейку» (или своего рода несущий каркас) демократии. Традиционно (по крайней мере в течение последних 350 лет, со времен Вестфальского мира) господствовало мнение о том, что такой «ячейкой» демократии является нация-государство, в рамках и на уровне которого должны формироваться и функционировать демократические институты.

Поскольку глобализация ведет к частичной (по меньшей мере) эрозии традиционных прерогатив, привилегий и функций наций-государств, то возникает ряд вопросов, пока не получивших удовлетворительных ответов.

Сегодня в дискуссиях специалистов-международников по этой проблематике обсуждаются две модели международной демократизации. С одной стороны, речь идет о расширении «зоны» демократических наций-государств при сохранении в полной мере их суверенитета, а также традиционных международных многосторонних институтов. Демократизация в данном случае понимается все же как преимущественно «внутренний» процесс, т.е. развивающийся в рамках нации-государства.

С другой стороны, раздаются призывы к конструированию такой новой институциональной структуры международного сообщества, которая сама была бы построена на принципах «транснациональной демократии», передающей значительную часть властных полномочий и функций наднациональным демократически управляемым органам. Некоторые авторы развивают этот подход в концепцию «космополитической демократии» (Д. Хелд), полагая, что рано или поздно транснациональные демократические институты должны приобрести еще большее влияние по сравнению с традиционными национальными. В соответствии с такой логикой в мировом сообществе «космополитической демократии» собственно демократические институты и практики «поднимутся» на транснациональный уровень и одновременно (минуя нацию-государство) «спустятся» на уровень субнациональный, создавая, тем самым, новую «горизонтально-вертикальную» сеть взаимодействий. В этой парадигме демократизация приобретает черты процесса, протекающего прежде всего на глобальном уровне, но одновременно проникающего и на уровень ниже нации-государства.

Как правило, один из центральных тезисов названной второй линии аргументации - опять-таки указание на влияние тенденций глобализации и универсализации, причем не только рынков, но и политической и ценностно­нормативной сфер. Соответственно, глобализация требует перехода к некоей новой демократии нетрадиционного, всемирного, или глобального, характера.

Другие авторы, однако, с полным основанием фиксируют различного рода напряженности, возникающие в последнее время между тенденциями глобализации и демократизации.

Американский исследователь М. Платтнер, в частности, заметил: «По мере того как глобализация размывает барьеры между странами и расширяет фокус принятия решений с национального до транснационального уровня, она ослабляет не только авторитарные, но и демократические режимы. Мир без границ скорее всего не будет демократическим. Поэтому в интересах демократии в определенной мере ограничить глобализацию».

Проблема все-таки шире реплики Платтнера и имеет более общий характер. Дело прежде всего в том, что в течение последнего десятилетия как в зарубежном, так и в российском политическом дискурсах явно преобладало следующее представление: глобализация и демократизация представляют собой не только доминантные, но и взаимодополняющие, взаимоподкрепляющие тенденции развития современного мира. Оно почти всякий раз проявлялось вроде бы «по умолчанию», как нечто само собой разумеющееся и потому даже не нуждающееся в сколько-нибудь развернутой дополнительной аргументации. В лучшем случае можно натолкнуться на некое (очень напоминающее известную «гипотезу Липсета» о зависимости демократии от экономического развития и достатка) подобие силлогизма примерно такого рода: глобализация порождает качественно новый экономический рост, способствующий возникновению или расширению нового среднего и образованного класса, от которого, в свою очередь, исходит еще более мощный импульс к демократическим реформам.

Между тем политический опыт последнего десятилетия заставляет отнестись к «связке» глобализации и демократизации (да и к самим «связуемым») по крайней мере с долей сомнения. Более сложными и неоднозначными представляются сегодня оба эти явления и отношения между ними. Данную проблему иногда пытаются осмыслить в духе традиционной оппозиции либерально­-индивидуалистического («буржуа») и мажоритарно-демократического («гражданин») начал в самой либеральной демократии. Следуя таким умозаключениям, можно предположить, что тенденции глобализации более или менее синхронны с «буржуазным», либерально-индивидуалистическим компонентом демократии и демократизации, однако оставляют много вопросов по поводу «гражданственного» мажоритарно-демократического первоначала.

В глобализирующемся мире как будто бы есть действительные свидетельства постепенного расширения пространства свободы и демократии. Согласно цитированному выше в сноске докладу американского «Дома свободы» в 2002 г. в мире насчитывается 89 «свободных» стран - увеличение по сравнению с 2000 г. на 4. Но при этом «частично свободные» страны (56 в 2002 г.), обычно именуемые переходными, проявляют реальные признаки стабилизации в своем «гибридном» состоянии, когда формально демократические институты и практики превращаются в фасад, за которым закрепляются новые разновидности авторитарного правления и воспроизводства власти. Фактически эти показатели наталкивают на вывод о затухании или даже завершении третьей «волны» демократизации.

Уже отмечено: глобализация ведет к расслоению человечества и увеличению неравенства. Под вопросом, тем самым, оказывается и упомянутый силлогизм, опирающийся на «гипотезу Липсета»: поскольку нынешний глобальный рынок углубляет раскол современного мира, способствует он или, напротив, препятствует демократизации? Более того, этот раскол под воздействием глобализации приобретает не только социально-экономический, но и политический, и (в пику нередко высказываемому тезису о «мировой макдональдизации») культурно­цивилизационный аспекты. Один только теперешний мощный всплеск исламского фундаментализма подрывает идиллический образ «симбиоза» глобализации и демократизации, который еще недавно явственно господствовал в дискуссиях.

Глобализация и ее последствия, включая вызываемые ею новые конфликты и трудноразрешимые проблемы, подспудно размывают, казалось бы, незыблемые оценочные критерии отношения к демократиям и «недемократиям». Вот пример: после трагедии 11 сентября 2001 г. в США западный мир был поставлен перед задачей переосмысления критериев соответствия или несоответствия каких-либо внутриполитических и внешнеполитических действий демократическим стандартам. Значит, Западу еще предстоит определиться в отношении неожиданно остро вставшей дилеммы личной свободы и общественной - национальной и международной - безопасности.

Как далеко можно идти в данном направлении, оставаясь в традиционном демократическом поле? В какой мере это может привести к переосмыслению самой идеи либеральной демократии в ее традиционном понимании, т.е. в духе главенства индивидуалистического начала, личных прав и свобод?

Императивы новых мировых угроз (прежде всего международного терроризма) в реальной внешнеполитической практике вносят коррективы в критерии определения союзников и партнеров на международной сцене. Внутренне устойчивые недемократические страны-союзницы, особенно в политически нестабильных и даже взрывоопасных регионах, могут оказаться предпочтительнее «переходных» и зачастую слабых режимов (применительно к американскому внешнеполитическому курсу сейчас это, например, Пакистан; во внешней политике России также есть свои показательные примеры). В такой ситуации нравственно строгая кантианская теорема «демократического мира» становится сомнительной.

Но не только глобализация и ее последствия по меньшей мере двойственны по отношению к демократизации, которая сама, еще в недавнем прошлом мыслившаяся как глобальная по масштабу и универсальная по влиянию третья «волна», похоже, нуждается сегодня в более критичном взгляде. Выше уже говорилось о формально демократических институтах и практиках как фасаде (прикрытии) новых форм авторитаризма. Вместо ожидавшейся глобальной демократизации ныне человечество все чаще сталкивается с ее специфической противофазой - наряду с реально состоявшимся (при этом довольно ограниченным) расширением пространства либеральных демократий, в современном мире происходит «глобализация дутых демократий» (Л. Даймонд). Речь идет не только о «гибридных» политических режимах, в разных пропорциях и качествах сочетающих демократические и авторитарные институты и практики, но и об откровенных псевдодемократиях, новых вариантах явно недемократических режимов, просто имитирующих лишь некоторые формальные признаки демократии (например, видимость выборов или многопартийности).

<< | >>
Источник: Торкунов А.В. (ред.). Современные международные отношения и Мировая политика. 2004

Еще по теме Транснациональные последствия демократизации:

  1. СТАНОВЛЕНИЕ ТРАНСНАЦИОНАЛЬНОЙ ПОЛИТИЧЕСКОЙ СРЕДЫ И «ВОЛНЫ» ДЕМОКРАТИЗАЦИИ
  2. Тема № 17. Транснациональные корпорации (ТНК) и транснациональные банки (ТНБ)
  3. ТНК (транснациональная корпорация) и ТНБ (транснациональный банк) в отношении международной экономической интеграции (МЭИ) характеризуются как …
  4. Почти все крупнейшие ТНК (транснациональная корпорация) и ТНБ (транснациональный банк) по национальной принадлежности относятся к “финансовой триаде мира”, включающей США и … (укажите не менее двух вариантов ответа)
  5. 19.1. Понятие демократизации
  6. Демократизация и авторитаризм.
  7. Нынешняя «волна» демократизации
  8. 5.3 Роль демократизации
  9. Внешние факторы демократизации
  10. Демократизация управления
  11. 19.3. Российская модель демократизации
  12. Политическая культура и демократизация
  13. Предпосылки и пути демократизации
  14. Необходимые условия демократизации общества
  15. Предназначение концепций демократизации
  16. Концепция «третьей волны демократизации»
  17. Т. Карл и Ф. Шмиттер об условиях демократизации.
  18. СРАВНИТЕЛЬНАЯ ПОЛИТОЛОГИЯ: ИССЛЕДОВАНИЯ ПО ДЕМОКРАТИЗАЦИИ