Внерегиональные игроки на постсоветском пространстве: элементы «расширения демократии»
Одной из причин нестабильности малых и средних стран СНГ (в том числе с точки зрения транзита энергоносителей из России в ЕС) западные страны видят в несовершенстве моделей политического устройства бывших советских республик.
Отсюда — отчасти объяснимое стремление западной общественности «помочь» демократическому развитию соответствующих молодых государств и в чем-то «подтолкнуть» его. При этом желание ускорить либерализацию в ряде случаев мало соотносится с местными условиями и основано не столько на изучении конкретных условий в каждой стране, сколько на идеализированной вере в демократизацию как универсальный инструмент преодоления экономических и политических трудностей модернизации. С подобными настроениями было отчасти связано преобразование в 2006 г. блока ГУАМ в Организацию за демократию и экономическое развитие, членами которой остались Грузия, Украина, Азербайджан и Молдавия. Символическое переименование объединения с подчеркиванием «демократической» компоненты стало следствием «цветных» революций, произошедших на пространстве СНГ и открывших здесь новый этап политических отношений.Отчасти «цветные революции» произошли в русле реализации американской концепции «распространения демократии» и были простимулированы гражданской активностью неправительственных организаций в Грузии, Украине и Киргизии, создававшихся на средства западных благотворительных фондов и организаций. Вместе с тем «революции» отражали глубинные трансформационные процессы в соответствующих странах. Начавшийся с распадом СССР переходный период в них в основном завершился, и накопившееся недовольство отражало явное отставание политических и экономических реформ от реальных потребностей общественного развития молодых государств.
Важно иметь в виду, что ни в одной из названных стран «цветные революции» не привели к радикальной смене политических моделей, хотя внесли определенные коррективы в правила функционирования этих моделей и повлекли замену одних правящих элитных групп на другие.
Более заметными на институциональном уровне эти сдвиги оказались в Киргизии, менее — в Украине и Грузии.При этом Киргизия, по сути, не изменила своей внешнеполитической ориентации, продолжив линию осторожного лавирования между Россией, Китаем и США с акцентом на отношениях с Москвой. Внешние политики Украины и Грузии со второй половины 2000-х годов стали демонстративно прозападными. В них — ситуативно — усилилась антироссийская составляющая.
Но в целом перехода стран СНГ на антироссийские позиции не происходит. Прозападные, прорумынские тенденции части общества в Молдавии скованы нерешенностью проблемы Приднестровья, население которого придерживается воинственной пророссийской ориентации. Вместе с тем «отсеченность» Молдавии от России территорией Украины не позволяет реализоваться и вектору промосковских настроений в молдавском обществе.
Азербайджан в целом сохраняет конструктивные отношения с Москвой по всему комплексу двусторонних отношений. Расхождения между Россией и Азербайджаном по вопросу о Карабахе остаются препятствием для более тесного сближения, но пока не блокируют вполне конструктивного диалога Москвы и Баку.
Страны Центральной Азии в целом тщательно избегают «антироссийских перегибов», случавшихся в политике некоторых из них в 1990-х годах. Казахстан, существенно расширив за последние два десятилетия пространство независимого действия во внешней политике. стремится развивать отношения с США, ЕС и Китаем не в ущерб «особым связям» с Россией. Таджикистан, сознавая свою уязвимость в контексте обширного международного конфликтного узла Иран— Афганистан—Пакистан, старается проявлять предельную осмотрительность, развивая партнерство с Россией, Индией, США и Китаем, но не отходя от курса приоритетности связей с Москвой.
Узбекистан последовательно идет линией максимально возможной независимости в региональных делах. Утратив надежды стать привилегированным региональным партнером США, узбекское руководство не стремится более связывать себя никакими жесткими партнерскими обязательствами, пробуя выстроить курс «равноприближенности» в отношениях одновременно со многими влиятельными странами.
Наконец, Туркмения, сохраняя статус нейтрального государства, в конце 2000-х годов стала осторожно, но более активно развивать сотрудничество с Россией и другими государствами СНГ, не отказываясь от возможностей углубления отношений с Ираном, Азербайджаном, а потенциально — с Афганистаном.
Таким образом, для новых и «совсем новых» независимых государств характерна прагматизация внешней политики. Базой их прагматизма остается стремление выиграть на лавировании между ведущими силами. Такая позиция характерна как для «лимитрофных» государств (Белоруссия, Украина, Грузия), так и для стран, «как будто» не имеющих альтернативы союзу с Россией. Попытки Армении выйти из политической и экономической изоляции в регионе за счет развития своего транзитного потенциала могут стать активнее, если произойдет нормализация отношений между Ереваном и Анкарой, начало которой было положено в 2009 году.
На фоне общей тенденции к прагматизации внешней политики в условиях глобального финасово-экономического кризиса заметно понижение приоритетности постсоветского направления во внешнеполитических стратегиях внерегиональных игроков. Развитие восточного вектора внешнеполитической активности Европейского Союза обусловлено его внутренними институциональными преобразованиями и накопившимися проблемами. Основное внимание сосредоточено на непосредственной периферии и воплощено в политику Восточного партнерства, локомотивом которой выступает Польша.
Политика Соединенных Штатов на пространстве СНГ также претерпевает модификации. Стала более умеренной внешнеполитическая риторика. Утрачена заинтересованность в развитии не доказавшего свою жизнеспособность ГУАМ: сложная внутриполитическая ситуация в Украине и Грузии подтвердила искусственность данного образования. Пересмотру подвергается центральноазиатский вектор политики Вашингтона, характер которого в предыдущее десятилетие определялся военными кампаниями в Афганистане и Ираке.
Китай расширяет свое влияние не только в Центральной Азии, где взаимодействие Москвы и Пекина институционализировано в рамках ШОС. Пекин активизирует и дифференцирует свое присутствие — в первую очередь экономическое — в отдаленных от него географически постсоветских государствах.
Во многом в контексте внешнего влияния приходится анализировать продвижение процессов интеграции в сфере безопасности. Несмотря на преодоленные препятствия и определенные успехи (решение 4 февраля 2009 г. о создании Коллективных сил оперативного реагирования ОДКБ), внутренние проблемы в странах-участницах и межгосударственные трения между ними вынуждают характеризовать состояние сотрудничества в области безопасности как инертное.
Существующие структуры — ШОС и ОДКБ, будучи представлены широким составом участников, демонстрируют фрагментированность позиций стран-участниц. Шанхайская организация сотрудничества, увеличившая состав участников, стала меньше интересоваться вопросами безопасности, концентрируясь на экономическом, гуманитарном, образовательном, культурном взаимодействии. ОДКБ испытывает объективные трудности с формированием единой позиции в отношении кризисных ситуаций в государствах-участницах. Одним из первых и наиболее иллюстративных показателей стало отсутствие единой точки зрения на события 2010 г. в Киргизии. Деятельность этой организации по существу блокирована наличием в числе участников конфликтующих сторон (Узбекистан, Киргизия, Таджикистан), которые в случае необходимости не в состоянии прийти к конструктивному решению. Вопрос внешнего вмешательства в урегулирование конфликта в Ферганской долине не может быть быстро решен силами ни одной из существующих на постсоветском пространстве организаций, что подчеркивает слабость механизма конфликтного урегулирования. Остается непроясненным вопрос о российском миротворческом потенциале — прежде всего с точки зрения его международно-правового оформления и легитимации. Даже в рамках ОДКБ нет единого понимания того, каким образом может быть реализовано заявленное намерение России обеспечивать экстратерриториальную защиту российских граждан, положенное в основу внешнеполитической доктрины РФ после конфликта в Южной Осетии 2008 года.
Констатация слабости институциональных структур безопасности позволяет перейти к более общему положению о «вакууме безопасности» на постсоветском пространстве. Страны ОДКБ столкнулись с необходимостью пересмотра принципов ее функционирования. Сложная бюрократическая структура принятия решений не позволяет рассматривать Содружество в целом в качестве действенной структуры обеспечения безопасности. Между тем латентная нестабильность в Центральной Азии, растущая дестабилизация в армяно-азербайджанских отношениях снова формируют дискуссии о военной роли России в Центральной Азии и рассуждения об «исключительности российского фактора» как гаранта стабильности на пространстве СНГ.
Это важно
В целом можно говорить о формировании определенного равновесия влияний региональных и внерегиональных игроков на пространстве СНГ. С учетом существующих глобальной и внутренних конъюнктур сложилась ситуация определенной «позиционной симметрии». Складывается консенсус во взаимном восприятии, признающий за каждой из сторон самостоятельное поле для маневра.
Наряду с заметной интернационализацией процессов конфликтного урегулирования Россия по-прежнему является инициатором ключевых этапов этих процессов и во многом формирует международно-политическую рамку, в которой они разворачиваются. После событий на Кавказе летом 2008 г. заинтересованные игроки так или иначе признали право России определять механизмы и уровень внешней вовлеченности в ситуации конфликтного и постконфликтного урегулирования. На уровне политических деклараций приветствуется расширение круга посредников, поддерживается деятельность существующих многосторонних форматов и создание новых15. Однако спектр инструментов российской внешней политики здесь вполне самодостаточен.
Это важно
Ситуацию в сфере безопасности на постсоветском пространстве можно характеризовать как «негативную стабильность». Любая дестабилизация чревата разбалансировкой всей системы. Сложившийся баланс влияний подчеркивает тенденцию воспринимать роль России скорее как естественного гаранта безопасности. Вопрос в том, насколько концептуально оформлено и целостно российское целеполагание. Возврат глобальных игроков на арену СНГ может легко и быстро поменять формат ситуации.
* * *
При анализе основных процессов, институциональных структур и моделей поведения на постсоветском пространстве необходимо тщательно учитывать соотношение центробежных и центростремительных тенденций. На этом пространстве более или менее свободно и не всегда достаточно стабильно идет процесс дифференциации, в результате которого одни фрагменты оказываются в векторе дистанцирования от России, а другие — в векторе сближения с ней. Пояс стран—соседей России является зоной открытой международной конкуренции, временами приобретающей особую остроту в связи с сырьевыми или военно-политическими проблемами. Кроме того, вопрос развития политического пространства по периметру границ России тесно связан с ее стремлением не только усилить свои региональные позиции, но и закрепить и повысить свой статус ведущей мировой державы.
Образовав за минувшие 20 лет отдельную, во многом самостоятельную платформу международной деятельности, политико-географический комплекс новых независимых государств восприимчив почти ко всем основным тенденциям мирового развития. Нынешний этап развития новых независимых государств характеризуется их очевидной включенностью в континентальные и глобальные процессы в качестве как объектов внешнего воздействия, так и субъектов со значительным потенциалом самостоятельного действия.
Еще по теме Внерегиональные игроки на постсоветском пространстве: элементы «расширения демократии»:
- Внерегиональные акторы (ЕС, США, Китай) на постсоветском пространстве.
- ИНТЕГРАЦИОННЫЕ ПРОЦЕССЫ НА ПОСТСОВЕТСКОМ ПРОСТРАНСТВЕ
- Вопрос о конце «постсоветского» пространства
- РАЗВИТИЕ МЕЖДУНАРОДНЫХ ОТНОШЕНИЙ НА ПОСТСОВЕТСКОМ ПРОСТРАНСТВЕ
- ТЕМА 6. МЕЖДУНАРОДНЫЕ ОТНОШЕНИЯ НА ПОСТСОВЕТСКОМ ПРОСТРАНСТВЕ
- РФ-США на постсоветском пространстве
- ФОРМИРОВАНИЕ ОБЩЕГО ЭКОНОМИЧЕСКОГО ПРОСТРАНСТВА НА ПОСТСОВЕТСКОЙ ТЕРРИТОРИИ
- ПОСТСОВЕТСКОЕ ПРОСТРАНСТВО ВО ВНЕШНЕЙ ПОЛИТИКЕ СОВРЕМЕННОЙ РОССИИ
- МЕЖДУНАРОДНЫЕ ОТНОШЕНИЯ НА ПОСТСОВЕТСКОМ ПРОСТРАНСТВЕ
- 15.1. Россия в постсоветском пространстве
- КОНФЛИКТЫ НА ПОСТСОВЕТСКОМ ПРОСТРАНСТВЕ
- 5. Экономическая интеграция на постсоветском пространстве
- 17 геополит-ие проблемы постсоветского пространства
- Россия и постсоветское пространство
- Уходящая реальность постсоветского пространства
- 7.3. Конфликты на постсоветском пространстве
- Субрегиональные организации на постсоветском пространстве
- О.Б. Подвинцев. Политические процессы в постсоветском пространстве, 2007