Внерегиональные игроки на постсоветском пространстве: элементы «расширения демократии»

Одной из причин нестабильности малых и средних стран СНГ (в том числе с точки зрения транзита энергоносителей из России в ЕС) западные страны видят в несовершенстве моделей политического уст­ройства бывших советских республик.

Отчасти «цветные революции» произошли в русле реализации американской концепции «распространения демократии» и были простимулированы гражданской активностью неправительственных организаций в Грузии, Украине и Киргизии, создававшихся на средства западных благотворительных фондов и организаций. Вместе с тем «революции» отражали глубинные трансформационные процессы в соответствующих странах. Начавшийся с распадом СССР пере­ходный период в них в основном завершился, и накопившееся недо­вольство отражало явное отставание политических и экономических реформ от реальных потребностей общественного развития молодых государств.

Важно иметь в виду, что ни в одной из названных стран «цветные революции» не привели к радикальной смене политических моделей, хотя внесли определенные коррективы в правила функционирования этих моделей и повлекли замену одних правящих элитных групп на другие. Более заметными на институциональном уровне эти сдвиги оказались в Киргизии, менее — в Украине и Грузии.

При этом Киргизия, по сути, не изменила своей внешнеполитиче­ской ориентации, продолжив линию осторожного лавирования между Россией, Китаем и США с акцентом на отношениях с Москвой. Вне­шние политики Украины и Грузии со второй половины 2000-х годов стали демонстративно прозападными. В них — ситуативно — усили­лась антироссийская составляющая.

Но в целом перехода стран СНГ на антироссийские позиции не происходит. Прозападные, прорумынские тенденции части общества в Молдавии скованы нерешенностью проблемы Приднестровья, насе­ление которого придерживается воинственной пророссийской ориен­тации. Вместе с тем «отсеченность» Молдавии от России территорией Украины не позволяет реализоваться и вектору промосковских настро­ений в молдавском обществе.

Азербайджан в целом сохраняет конструктивные отношения с Москвой по всему комплексу двусторонних отношений. Расхожде­ния между Россией и Азербайджаном по вопросу о Карабахе остают­ся препятствием для более тесного сближения, но пока не блокируют вполне конструктивного диалога Москвы и Баку.

Страны Центральной Азии в целом тщательно избегают «анти­российских перегибов», случавшихся в политике некоторых из них в 1990-х годах. Казахстан, существенно расширив за последние два де­сятилетия пространство независимого действия во внешней полити­ке. стремится развивать отношения с США, ЕС и Китаем не в ущерб «особым связям» с Россией. Таджикистан, сознавая свою уязвимость в контексте обширного международного конфликтного узла Иран— Афганистан—Пакистан, старается проявлять предельную осмотри­тельность, развивая партнерство с Россией, Индией, США и Китаем, но не отходя от курса приоритетности связей с Москвой.

Узбекистан последовательно идет линией максимально возможной независимости в региональных делах. Утратив надежды стать приви­легированным региональным партнером США, узбекское руководство не стремится более связывать себя никакими жесткими партнерски­ми обязательствами, пробуя выстроить курс «равноприближенности» в отношениях одновременно со многими влиятельными странами.

Наконец, Туркмения, сохраняя статус нейтрального государства, в конце 2000-х годов стала осторожно, но более активно развивать со­трудничество с Россией и другими государствами СНГ, не отказываясь от возможностей углубления отношений с Ираном, Азербайджаном, а потенциально — с Афганистаном.

Таким образом, для новых и «совсем новых» независимых государств характерна прагматизация внешней политики. Базой их прагматизма остается стремление выиграть на лавировании между ведущими сила­ми. Такая позиция характерна как для «лимитрофных» государств (Бе­лоруссия, Украина, Грузия), так и для стран, «как будто» не имеющих альтернативы союзу с Россией. Попытки Армении выйти из полити­ческой и экономической изоляции в регионе за счет развития своего транзитного потенциала могут стать активнее, если произойдет норма­лизация отношений между Ереваном и Анкарой, начало которой было положено в 2009 году.

На фоне общей тенденции к прагматизации внешней политики в условиях глобального финасово-экономического кризиса заметно понижение приоритетности постсоветского направления во внешне­политических стратегиях внерегиональных игроков. Развитие восточ­ного вектора внешнеполитической активности Европейского Союза обусловлено его внутренними институциональными преобразования­ми и накопившимися проблемами. Основное внимание сосредоточено на непосредственной периферии и воплощено в политику Восточного партнерства, локомотивом которой выступает Польша.

Политика Соединенных Штатов на пространстве СНГ также пре­терпевает модификации. Стала более умеренной внешнеполитиче­ская риторика. Утрачена заинтересованность в развитии не доказав­шего свою жизнеспособность ГУАМ: сложная внутриполитическая ситуация в Украине и Грузии подтвердила искусственность данного образования. Пересмотру подвергается центральноазиатский вектор политики Вашингтона, характер которого в предыдущее десятилетие определялся военными кампаниями в Афганистане и Ираке.

Китай расширяет свое влияние не только в Центральной Азии, где взаимодействие Москвы и Пекина институционализировано в рамках ШОС. Пекин активизирует и дифференцирует свое присутствие — в первую очередь экономическое — в отдаленных от него географиче­ски постсоветских государствах.

Во многом в контексте внешнего влияния приходится анализиро­вать продвижение процессов интеграции в сфере безопасности. Не­смотря на преодоленные препятствия и определенные успехи (решение 4 февраля 2009 г. о создании Коллективных сил оперативного реагиро­вания ОДКБ), внутренние проблемы в странах-участницах и межгосу­дарственные трения между ними вынуждают характеризовать состоя­ние сотрудничества в области безопасности как инертное.

Существующие структуры — ШОС и ОДКБ, будучи представлены широким составом участников, демонстрируют фрагментированность позиций стран-участниц. Шанхайская организация сотрудничест­ва, увеличившая состав участников, стала меньше интересоваться вопросами безопасности, концентрируясь на экономическом, гума­нитарном, образовательном, культурном взаимодействии. ОДКБ ис­пытывает объективные трудности с формированием единой позиции в отношении кризисных ситуаций в государствах-участницах. Одним из первых и наиболее иллюстративных показателей стало отсутствие единой точки зрения на события 2010 г. в Киргизии. Деятельность этой организации по существу блокирована наличием в числе участников конфликтующих сторон (Узбекистан, Киргизия, Таджикистан), кото­рые в случае необходимости не в состоянии прийти к конструктивному решению. Вопрос внешнего вмешательства в урегулирование конф­ликта в Ферганской долине не может быть быстро решен силами ни одной из существующих на постсоветском пространстве организаций, что подчеркивает слабость механизма конфликтного урегулирования. Остается непроясненным вопрос о российском миротворческом по­тенциале — прежде всего с точки зрения его международно-правового оформления и легитимации. Даже в рамках ОДКБ нет единого понимания того, каким образом может быть реализовано заявленное наме­рение России обеспечивать экстратерриториальную защиту россий­ских граждан, положенное в основу внешнеполитической доктрины РФ после конфликта в Южной Осетии 2008 года.

Констатация слабости институциональных структур безопасности позволяет перейти к более общему положению о «вакууме безопасно­сти» на постсоветском пространстве. Страны ОДКБ столкнулись с не­обходимостью пересмотра принципов ее функционирования. Сложная бюрократическая структура принятия решений не позволяет рассмат­ривать Содружество в целом в качестве действенной структуры обес­печения безопасности. Между тем латентная нестабильность в Цент­ральной Азии, растущая дестабилизация в армяно-азербайджанских отношениях снова формируют дискуссии о военной роли России в Центральной Азии и рассуждения об «исключительности российско­го фактора» как гаранта стабильности на пространстве СНГ.

Это важно

В целом можно говорить о формировании определенного равновесия влия­ний региональных и внерегиональных игроков на пространстве СНГ. С уче­том существующих глобальной и внутренних конъюнктур сложилась ситуа­ция определенной «позиционной симметрии». Складывается консенсус во взаимном восприятии, признающий за каждой из сторон самостоятельное поле для маневра.

Наряду с заметной интернационализацией процессов конфликтно­го урегулирования Россия по-прежнему является инициатором ключе­вых этапов этих процессов и во многом формирует международно-по­литическую рамку, в которой они разворачиваются. После событий на Кавказе летом 2008 г. заинтересованные игроки так или иначе призна­ли право России определять механизмы и уровень внешней вовлечен­ности в ситуации конфликтного и постконфликтного урегулирования. На уровне политических деклараций приветствуется расширение круга посредников, поддерживается деятельность существующих многосто­ронних форматов и создание новых15. Однако спектр инструментов российской внешней политики здесь вполне самодостаточен.

Это важно

Ситуацию в сфере безопасности на постсоветском пространстве можно ха­рактеризовать как «негативную стабильность». Любая дестабилизация чре­вата разбалансировкой всей системы. Сложившийся баланс влияний под­черкивает тенденцию воспринимать роль России скорее как естественного гаранта безопасности. Вопрос в том, насколько концептуально оформлено и целостно российское целеполагание. Возврат глобальных игроков на аре­ну СНГ может легко и быстро поменять формат ситуации.

* * *

При анализе основных процессов, институциональных структур и моделей поведения на постсоветском пространстве необходимо тща­тельно учитывать соотношение центробежных и центростремительных тенденций. На этом пространстве более или менее свободно и не всег­да достаточно стабильно идет процесс дифференциации, в результате которого одни фрагменты оказываются в векторе дистанцирования от России, а другие — в векторе сближения с ней. Пояс стран—со­седей России является зоной открытой международной конкуренции, временами приобретающей особую остроту в связи с сырьевыми или военно-политическими проблемами. Кроме того, вопрос развития по­литического пространства по периметру границ России тесно связан с ее стремлением не только усилить свои региональные позиции, но и закрепить и повысить свой статус ведущей мировой державы.

Образовав за минувшие 20 лет отдельную, во многом самостоя­тельную платформу международной деятельности, политико-геогра­фический комплекс новых независимых государств восприимчив поч­ти ко всем основным тенденциям мирового развития. Нынешний этап развития новых независимых государств характеризуется их очевид­ной включенностью в континентальные и глобальные процессы в ка­честве как объектов внешнего воздействия, так и субъектов со значи­тельным потенциалом самостоятельного действия.