Возможно ли достижение консенсуса

Что может привести нас к общему знаменателю? С американской точки зрения таким общим чцгшгнатїпру мргла бы стать Демократия, точнее, соответствие того или иного государства и его политики прин­ципам западной лемокиатии.

А каким видят общий знаменатель другие державы?

Это важно

Россия предлагает сохранить ООН, хотя нельзя забывать, что ООН XXI в. отличается от ООН середины и конца XX века. Под сильным влиянием ГІILA и ряда европейских держав отдельные положения Устава ООН меняются не в дотшзусохранения базовых основ, накшсюых создавалась и существова­ла эта организация.

Россия предлагает уклоняться от силовых методов решения конф­ликтных ситуаций, особенно когда речь идет об угрозе распада госу­дарств, о начале гражданских войн и гуманитарных катастрофах. Она выступает за приоритет дигщ.оматическйх средств и призывает сохра­нить уважение и бережное отношение к целостности государств, отка­заться от нагнетания внутриполитических противоречий извне, в том числе с помощью информационных и иных кампаний и действий. Правда, Россия, не наблюдая какой-либо готовности США и стран НАТО к принятию во внимание ее позиции и заботясь о защите сво­их границ и интересов, воспользовалась «правом на защиту» и активно

вмешалась в конфликт между Грузией и Южной Осетией.

Нельзя сказать, что Россия имеет много реальных сторонников своей ПОЗИЦИИ, таккак В отличие ОТ нее. ммрщііір.й к гтапяшшрйпг ре­ализовывать свой мирорегулирующий потенциал, отдельные.крупные державы или не хотят, или не могут пока пеально участвовать в этом процессе. Даже такие государства, как Китай, Индия и Бразилия, до конца не продемонстрировали активной позиции по вопросам миро­вого порядка, тем самым давая возможность Соединенным Штатам, их союзникам и сторонникам действовать масштабно и с немалым ус­пехом. Время уходит, и, если оппоненты утверждающегося порядка не осознают всей сеоьезности момента, они вряд ли смогут что-то реально изменить в будущем, и им придется с большими потерями действовать в условиях новых «правил игры». Это понимает, например, Турция, ко­торая старается обустроить свое новое место в региональной и мировой политике, демонстрируя активную позицию в решении конфликтных ситуаций в Центральной Азии, в Северной Африке, на Кавказе, на Ближнем и Среднем Востоке.

Посмотрим, как мы можем охарактеризовать позиции пяти веду­щих мировых держав и Евросоюза по вопросу своей безопасности и за­щиты целостности (табл. 4.1).

Таблица 4.1

Позиции ведущих мировых держав и Евросоюза

Анализ подходов ведущих мировых держав к обеспечению своей и меж­дународной безопасности, действий по реализации их планов и интересов, в том числе в деле создания нового мирового порядка, показывает, что каждая из них намерена претворить в жизнь свое видение порядка, от­стоять новое место в раскладе сил. Помимо этих шести центров силы есть еще и другие, в том числе нестрановые игроки (например, НАТО), а также пока не так активно действующие государства, которые остав­ляют поле деятельности для великих держав.

Итоги деятельности США хорошо изучены и проанализированы американскими аналитиками. Их мнения расходятся. Одни полага­ют, что действия Америки привели к серьезной позитивной моди­фикации старого порядка, но останавливаться не следует. К такому мнению склоняются большинство правящей элиты и членов эксперт­ного сообщества. Меньшинство считают, что политика США вряд ли приведет к созданию стабильного порядка, основанного на консен­сусе разных участников мирового процесса. Их беспокоит, что в ре­зультате проводившейся политики был нанесен ущерб самой Америке и это может привести к сокращению ее влияния и упадку глобального могущества.

Неолиберал консервативного толка Т. Карозерс, у которого немало союз­ников из числа республиканцев и демократов, обратил внимание на то, что американская администрация, объявившая о политике демократизации (од­ним из авторов которой он является), фактически проводит традиционную для XX в. политику расширения влияния (военного и экономического) в мире, что свидетельствует о реалистской политике, политике «баланса сил».

После окончания периода биполярного порядка у США появи­лась возможность «освоить» страны, которые раньше были частью или под контролем СССР, а также территории так называемого Большого Ближнего Востока и Большой Центральной Азии, где влияние СССР исчезло, а влияние КНР, Турции и Индии еще не приобрело должных масштабов, чтобы помешать США и их союзникам.

Реалист Э. Басевич, у которого союзников среди представителей истеблишмента не так много, с тревогой обращает внимание на то, что Соединенные Штаты продолжают традиционную исторически сложив­шуюся политику, основанную на тройственном кредо: поддержание гло­бального военного присутствия, обеспечение глобального неповиновения = своего влияния и отражение существующих или возможных угроз путем проведения политики глобального интервенционизма.

Аналитик Дж. Фридман делает более тревожные (для России) вы­воды. Он считает, что международная стратегия Соединенных Шта­тов — это стратегия войны, что в XXI в. страна постоянно находилась в состоянии войны, что воинственность составляет основу американ­ского опыта и имеет тенденцию к росту. По его мнению, она является частью американской культуры и американской геополитики. Анало­гичный вывод делает российский политолог Э. Я. Баталов, заявляя, что США находятся в состоянии непрекращающейся войны.

И хотя именно американцы развивают теорию «мягкой» и «умной» силы, постоянно делают акцент ча_значимости дипломатии, преем­ственность в реализации глобальной стратегии сохраняется. Это озна­чает, что активная порядкоформирующая деятельность США продол­жится, в том числе с использованием «жесткой» силы.

Можно, наверное, выделить в отдельный тренд в рамках указан­ного мегатренда по полной замене старого порядка на новый деятель­ность США по закреплению американского доминирования во всех миро­вых процессах, во всех сферах международной деятельности, в принятии всех решений глобального и регионального характера. Удастся ли им этого добиться, что станет решающим фактором в создании нового мирового порядка, не в последнюю очередь будет зависеть от позиции ведущих мировых центров силы, которые пока могут воспрепятствовать такой тенденции, а сейчас стараются этот тренд затормозить.

Очень важно, как смогут договориться ведущие мировые державы относительно дальнейшей реализации важнейшей составляющей по­рядкообразующего мегатренда: продолжить ли и в какой форме и мас­штабах изменение территориальной карты мира, прежде всего Евра­зии? Возможны следующие варианты:

1) США, страны—члены НАТО и ЕС сумеют полностью нейтра­лизовать влияние России и КБЕ на дальнейшее развитие инс­титуциональных основ мирового порядка, в том числе в случа­ях, когда речь идет о территориальной целостности государства и новых нормативных подходах к национальному суверенитету;

2) Россия и Китай, объединив усилия и создав общую платформу, добьются компромисса с СІПА йТіАТО в вопросах мирорегулирования, что сохранит нормы Устава ООН, в той или иной мере ограничит возможности США и НАТО, в том числе по вмеша­тельству в дела отдельных государств, и оставит поле для манев­ра другим ведущим державам;

3) КНР добьется от США нейтрального отношения к своим внут­ренним территориально-этническим проблемам в обмен на поддержку или нейтралитет со стороны Китая в отношении по­литики США и НАТО в других регионах мира (например, в от­ношении государств постсоветского пространства).

Какой из сценариев будет реализован, сказать трудно. Пока что действия Соединенных Штатов направлены на реализацию первого из сценариев. Более того, США прикладывают немало усилий для про­движения еще одного, можно сказать, глобального тренда в рамках по­рядкообразующего мегатренда.

Это важно

Речь идет о стремлении и планах по формированию крупных межкон­тинентальных подсистем, подобных трансатлантической (или евро-американский). В Западном полушарии это усилия Соединенных Штатов по фор­мированию межамериканской системы, что в масштабах глобальной полити­ки можно определить как всеамериканскую подсистему. В Азиатско-Тихо­океанском регионе речь может идти о формировании транстихоокедщской подсистемы, в которую помимо США и Канады могут войти отдельные стра­ны Латинской Америки, Республика Корея, Япония и другие страны региона.

В научном дискурсе после окончания периода биполярного по­рядка стали гораздо реже говорить в реалистских терминах. Причиной этого были такие изменения, как увеличение числа разных субъектов мировой политики, смена основ порядка, изменения в группе ведущих мировых держав, особое положение США и рад других, требовавших новых объяснений и обоснований. Хотя реализм в политике практи­чески всех стран сохранился, он был отодвинут во внешнеполитиче­ских документах и в научном дискурсе на задний план, даже говорили о конце школы реализма и полном преобладании идеализма. Правда, к середине 2010-х годов становилось все более очевидным, что в реаль­ности практический интерес и идея идут рядом и в большинстве случа­ев идейный компонент не перевешивает прагматический.

В период теоретической турбулентности и пересмотра понятий­ного багажа категория подсистемы употреблялась американскими политологами все реже, требовались новые термины для описания переформатируемой карты мира. Появились так называемые большие пространства, которые характеристиками подсистемы не обладали, а значит, становились полем деятельности для разных игроков, сре­ди которых Соединенные Штаты были самыми сильными. Рассуждая о подсистемах и пространствах, мы исходим из следующего определе­ния подсистемы.

Региональная полсистема — это совокупность государств, объединя­емых географическим ЙэайТосюм (как близостью на материке, так и про­сторами океана); стремлением к деятельности на основе общих инте­ресов и общих признаваемых институтов (организаций и норм) в сфере экономики, торговли, безопасности, иногда в политической сфере, в том числе по вопросам мирорегулирования (с целью превращения подсисте­мы в коллективный центр влияния в мировой политике); близостью ис­торического опыта и культуры (хотя наметилась тенденция к снижению значимости последнего фактора). Для прочной и перспективной подсис­темы необходимо наличие ядра, которым могут быть как одно наиболее сильное (по параметрам ведущей державы) и креативное государство, так и система общепризнанных институтов.

Существование страны-лидера из числа входящих в подсистему субъектов (региональной сверхдержавы или самой крупной региональ­ной державы) может стать определяющим для развития стран, входя­щих в подсистему. Отсутствие такого лидера может привести к дезорга­низации регионального пространства и сделает возможным появление внерегионального игрока, который будет влиять на развитие отдельных стран и региона в целом. Внутрирегионального лидера-ядра подсистемы нет, а есть пространство, которое в перспективе может стать подсистемой с внешним управляющим лидером.

Не случайно появились такие термины, как «постсоветское про­странство», Большой Ближний Восток, Большая Центральная Азия, Большая Восточная Азия, Арктическое пространство и т.д. Подчас трудно разобраться, что объединяет те или иные страны в большие пространства, кроме географии, как там выстраивать отношения меж­ду разными странами, часто находящимися в конфликте или острой конкуренции. В этом же ряду стоят глобальные интернет-простран­ство, информационное пространство, космическое пространство. При таком подходе речь может идти в основном о глобальных управляющих институтах или макрорегиональных управляющих структурах, для ко­торых подсистемы не важны и не нужны.

Это важно

Такой пространственный взгляд на карту мира и пространственно-формирующий тренд будет продолжаться и по объективным причинам развития и диверсификации горизонтальных связей и взаимодействий, и по субъ­ективным причинам до тех пор, пока трансатлантическая группа во главе с США будет концептуально и во внешнеполитической практике поддержи­вать именно такую переконфигурацию мира.

В то же время с увеличением в XXI в. числа ведущих мировых дер­жав, с постепенным ростом политического, экономического и военно­го потенциалов КНР, Индии. России, Турции, Бразилии и ряда других стран сохраняется возможность создания подсистем, в центре которых будут самые крупные и мощные игроки макрорегионального уровня, часть из которых претендует и на глобальное регулирование.

Соединенные Штаты пока сохраняют североамериканскую подсис­тему, оставаясь ее ядром-лидером, пытаются расширить ее, в том чис­ле до масштабов всеамериканской. Это встречает противодействие со стороны Бразилии, которая, все более осознавая себя в качестве «ве­ликой» державы Tki в., прилагает немалые усилия к формированию и закреплению южноамериканской подсистемы, которая сохраняла бы определенную автономность и «крутилась» вокруг Бразилии-центра. Хотя между странами Латиноамериканского континента сохраняет­ся немало противоречий и препятствий к консолидации подсистемы, приданию ей более устойчивого характера, возможность ее существо­вания также сохраняется, в том числе благодаря серьезному отвлече­нию США на более масштабные трансокеанические проекты.

Не оставляет усилий по расширению европейской подсистемы Ев­ропейский Союз, который выступает как единое целое, как единый центр силы. ЕС как часть трансатлантического сообщества в перспек­тиве может остаться в рамках трансатлантической подсистемы, если тренд к формированию трансокеанических подсистем продолжится успешно и США удастся удержать глобальные управляющие рычаги в своих руках. Однако пока ЕС не отказывается и от обустройства сво­ей отдельной подсистемы, расширяя ее на страны Восточной Европы, Закавказья, Средиземноморья и даже Северной Африки. Амбициозная программа, исход которой пока до конца неясен.

Хотела бы стать центром контролируемой подсистемы Турция, од­нако у нее есть серьезные конкуренты на Ближнем Востоке, в Цент­ральной Азии, Закавказье, регионе Персидского залива. Не до конца обозначились планы и возможности Индии и Китая, хотя можно пред­положить, что они хотели бы иметь контроль и быть в центре своих подсистем. Деятельность азиатских ведущих держав, включая Россию, затруднена тем, что «большие пространства» Ближнего и Среднего Вос­тока, Центральной Азии и Северной Африки сильно дезорганизованы, дестабилизированы, лишены лидеров и фактической управляющей си­лой здесь пока выступают внешние игроки — США, ЕС, НАТО.

Россия пока удерживает свою подсистему, оставаясь центром-лидером в «IVfonnfl Евразии», объединяющей часть государств, ранее вхо­дивших в Советский Союз. Для внешних игроков она остается «постсоветским пространством», которое можно разорвать, однако лишь часть постсоветских стран, относимых к Восточной Европе, имеет пер­спективу присоединения к более-менее стабильной подсистеме, хотя ее перспективы также неясны. Что касается азиатских государств, то рядом с ними таких подсистем пока нет, и им лучше оставаться в орга­низованной подсистеме.

На пристранственно-подсистемный тренд в рамках общего поряд­кообразующего мегатренда следует обратить особое внимание. С окон­чанием периода биполярного порядка Соединенные Штаты усилили глобализм своей политики.

Например, активизация американской политики в АТР в 2000-х и 2010-х го­дах, а если шире — то планы по созданию новых больших геополитических пространств, где США хотели бы сохранить доминирующее положение, подталкивает ведущие азиатские державы, прежде всего Китай и Индию, а также Россию к выбору: или продолжать разрозненную политику, тем самым давая другим игрокам возможность реализовать свои планы, или начать сближение и консолидировать усилия по сохранению определен­ной автономии (что возможно, несмотря на существующую глобальную и региональную взаимозависимость) для каждой из них и для всех вместе.

В этом случае вновь встает вопрос о дееспособности группы БРИ КС как реального субъекта мировой политики. От выбора ее членов зави­сит многое.

Подводя итоги, можно сказать, что какие-то мегатренды и трен­ды будут поступательно развиваться, требуя от членов мирового сообщества поэтапного реагирования на возникающие проблемы.

Но если говорить о мегатренде по формированию нового мирового порядка, то к середине XXI в. могут появиться ответы на главные во­просы: сделали ли США и их союзники процесс создания либераль­но-демократического порядка необратимым? Появились ли основы нового биполярного порядка или закрепились основы полицентричного порядка? Каково соотношение между управляющими функци­ями глобальных, в том числе наднациональных, структур и регио­нальных подсистемных объединений, где ведущие мировые державы сохранят свой регулирующий потенциал, дополняя или ограничивая работу глобальных организаций и объединений?