Нищета либеральной философии

С момента возникновения либерализма его социальная философия неоднократно подвергалась острой критике как справа (со стороны кон­серваторов), так и слева (со стороны всякого рода социалистов).

Первое. В основе представлений либералов лежит ложный образ человека, свойственный лишь совершенно атомизированному обще­ству. Отсюда — недооценка ими самостоятельного, наднационального, символического значения семьи, рода, общины, государственности, национальности, их воинствующий антитрадиционализм, трактующий многовековое культурное наследие как «реакционные пережитки», под­спудное стремление унифицировать все нации под знаком «прогресса», «общечеловеческих» (сиречь либеральных) ценностей и образования «единого мирового сообщества», универсализм, отвергающий много­вариантность путей исторического развития цивилизации (нашедший свое законченное выражение в работе Ф. Фукуямы «Конец истории»), и неверие в то, что может существовать нечто полноценное за предела­ми чисто рассудочного здравомыслия.

Второе. В своих крайних проявлениях либерализм носит антисоци­альный характер. Ультралиберальный индивидуализм неизбежно при­водит к росту частного эгоизма, забвению общих для всех интересов, разрушению общественной солидарности и подрыву самоидентифика­ции человека. В итоге инициируется латентная «война всех против всех», а атомизированный, изолированный, лишенный прочных обществен­ных корней и связей, вырванный из своего социального окружения и дезориентированный индивид-одиночка может оказаться бессильной и беззащитной игрушкой в руках манипулирующих им могущественных внешних сил (весьма симптоматично, что, как показала практика XX в., именно в условиях либеральной демократии зарождается тоталитаризм). При этом внутренние, моральные основы человеческого поведения за­меняются внешними, формальными, а сдерживающие, нормативные начала ослабляются.

Третье. В соответствии с либеральными представлениями права че­ловека как бы встроены в естественное право. На первый взгляд это предполагает, что, соответственно, каждый индивид обладает этими правами. Однако вполне очевидно, что целые группы граждан оказыва­ются не в состоянии реализовывать свои права человека самостоятель­но, например, дети до определенного возраста, глубокие старики, не­вротики, наркоманы, неграмотные и т.д. По-видимому, где-то должна проходить демаркационная линия, но ее практически невозможно вы­вести из естественного права — это проблема политическая.

Четвертое. На уровне деклараций фундаментом либерализма явля­ются принципы свободы, равенства и братства. И неслучайно, что в этом ряду именно свобода стоит на первом месте, ибо с либеральной точки зрения она необходима человеку для развития и полного раскрытия его творческого потенциала. Свобода для либералов — универсальная цен­ность, превалирующая над всеми остальными; самоценное благо, кото­рое не может служить лишь чисто утилитарным целям. Свобода для ли­берала — условие жизни, своего рода conditio sine qua non (непременное условие — лат.). Однако если рассматривать свободу в «негативном» смыс­ле, как свободу от чего-либо, то она воспринимается просто как отсут­ствие внешних ограничений. При доминировании негативного понима­ния свободы либерализм склонен довольствоваться формальным провоз­глашением тех или иных прав и ограничиваться уже достигнутым.

Пятое. Попытки либералов «научно» подкрепить необходимость свободы не всегда убедительны. Так, например, утверждение, что сво­бода нужна для творчества, далеко не всегда согласуется с исторически­ми фактами (можно привести множество примеров создания шедевров искусства в странах с деспотическими режимами и культурного беспло­дия демократий).

Шестое. Либералам свойственен антропологический романтизм, который, во-первых, недооценивает возможности манипулирования человеком и его интеллектом, а во-вторых, игнорирует противоречивое свойство самой свободы, которая, как и лекарство, может стать ядом в слишком больших дозах.

Вслед за Ж.Ж. Руссо либералы считают, что человек в принципе добродетелен, а все злое в нем — результат давления цепей, которыми его сковывает общество, и если освободить человека от этого принуж­дения, то он сам собой превратится в «зрелого гражданина» (по И. Кан­ту). История опровергла это заблуждение. Еще в начале 1920-х годов внутренние дефекты понимания свободы в социальной философии ли­берализма блестяще подметил Н. Бердяев:

«Вера в совершенное “естественное состояние”... рухнула, она не выдержи­вает критики... Человек по “естеству” своему недобр и небезгрешен. Все “ес­тество” во зле лежит. В “естественном” порядке, в “естественном” существо­вании царит вражда и суровая борьба». Поэтому, по мнению философа, «вера в идеал либерализма уже стала невозможной. Все слишком изменилось с того времени, как была еще свежа эта вера. Слишком ясно, что вера эта была основана на ложном учении о человеческой природе, на нежелании знать ее иррациональные стороны».

Седьмое. Свобода равно провозглашается для всех, но отсутствие в ней моральной доминанты приводит к тому, что каждый толкует ее по-своему. Для одних это свобода переводить капиталы в страны с более низ­кими налогами и экспортировать в третий мир радиоактивные отходы, для других — свобода брить голову, красить чуб в зеленый или малино­вый цвет... Для наркомана либеральная свобода заключается в беспре­пятственной возможности употреблять наркотики и умереть в муках.

Восьмое. Излюбленным лозунгом либералов является плюрализм. Вряд ли кто-нибудь станет выступать против разномыслия, так как оче­видно, что во многих случаях только в столкновении различных мне­ний может родиться истина. Однако нельзя не заметить, что в совре­менных условиях, когда разлагается сложившаяся за века система ценностей и рушатся многие казавшиеся раньше незыблемыми табу, либералы подчас распространяют действие этого принципа на такие сферы, где возможность разных подходов у нормального человека вы­зывает по меньшей мере недоумение. Так, либералы повсеместно про­пагандируют свободу абортов (т.е. свободу уничтожения еще не ро­дившихся людей), под флагом борьбы за «прогресс», «права человека» и «свободы социальных меньшинств» допускают и пропагандируют мо­ральный плюрализм — в частности в сфере сексуального поведения, а недовольных этим обвиняют в ретроградстве и нетерпимости. Что же касается меньшинств, то представление о том, что они заведомо сла­бы, дискриминируемы и безобидны и поэтому им нужно предостав­лять всяческие привилегии, выглядит чистой декларацией и приводит к тому, что в либеральной теории очень слабо разработан вопрос, ка­ким образом нормальное, здоровое большинство может призвать к порядку распоясавшееся меньшинство, не нарушая при этом «права человека».

Девятое. Либерализм не разрешил глубокое противоречие между правом нации и правами человека. В практике либерализма это проти­воречие отходило на второй план в зависимости от тех требований, ко­торые предъявлял исторический момент.

Следует в этой связи упомянуть также пример вопиющего наруше­ния либеральной философии, о котором стыдливо умалчивают в разви­тых странах, связанного с нарушением права свободного передвиже­ния как одного из основополагающих прав человека. Всевозможные квоты, ограничения на въезд на территорию западных государств пре­имущественно для представителей стран Азии и Африки, специфиче­ские визовые правила, вводимые рядом государств, в том числе и по отношению к представителям СНГ, — наглядный пример политики двойных стандартов. Иными словами, права человека реализуются из­бирательно и отнюдь не полностью, что со всей очевидностью показы­вает внутреннюю противоречивость либерализма. По-видимому, мож­но предположить, что разочарование в либерализме в немалой степени является закономерным следствием несовпадения или, по крайней мере, не полного совпадения декларируемых принципов и реальностей по­литического процесса. Подобный разрыв ставит под вопрос распрост­ранение либерализма.

Таким образом, следует констатировать крушение либеральной идеи на Западе к концу ХХ в. во всех его измерениях — экономическом, по­литическом и культурном.

Конечно, было бы нелепо отрицать своего рода «эффективность» либеральной социальной философии, призывающей человека «не ждать милости от природы» и, руководствуясь принципом «каждый сам за себя», самому брать судьбу в свои руки (особенно в эпохи, когда проис­ходит серьезная трансформация условий жизни общества и обновле­ние элитных структур).

Кроме того, тот факт, что либеральная идея полна противоречий и внутренней напряженности, отнюдь не означает, что авторитаризм и тем более тоталитаризм в состоянии дать ей действенную и привлекатель­ную альтернативу. Если подходить к либерализму как к совокупности определенных правовых принципов, можно сказать, что его перспек­тивы могут получить самую благоприятную оценку. По-видимому, сле­дует признать, что вся остальная «надстройка» приобретет черты, окрашенные местными национально-культурными цветами. Либеральная идея в конечном счете имеет хорошие шансы на универсализацию, но это не будет либерализм англо-американского типа.

Впрочем, либерализм оказался поразительно живучим. Его выжи­ванию способствуют некоторые новые тенденции в мировой экономике, связанные в первую очередь с глобализацией. На выживание либера­лизма работает и «евросклероз» — определенная инертность социальных структур, неэффективность государственных программ и недостаточ­ная гибкость европейской экономики, благодаря чему вновь становят­ся популярными старые антибюрократические лозунги либералов. По­этому с некоторой долей юмора можно сказать: либерализм (почти) умер, но дело его живет.