Общая постановка проблемы
Становление внутренней и внешней политики и системы национальной безопасности России, столь противоречиво и болезненно проходящее в последние почти двадцать лет, в первую очередь связано с нерешенной до сих пор проблемой национальной идентичности страны.
Кризис идентичности — это утрата Россией своего исторически сложившегося представления о самой себе. Что такое Российская Федерация как государство? Каково ее реальное положение в мире? Кто ее союзники и соперники? Где ее подлинные границы? Как они определяются? Как соотносится весь исторический опыт (как положительный, так и отрицательный) российской государственности с ее нынешним состоянием? Какова долгосрочная стратегия страны в ХХI в.? Ни по одному из этих вопросов ни у власти, ни у общества ясных и единых позиций не было и нет.
Сегодня трудно найти другую страну, граждане которой столь расходились бы между собой в понимании своей геополитической, цивилизационной, социально-экономической и прочей специфики и роли. Отсюда и главная угроза национальной безопасности: она связана с неспособностью вернуться на исторически преемственный путь национально-государственного развития и соответственно самоопределиться в качестве современного субъекта в мировой политике, в системе международных отношений и международного экономического разделения труда. Дальнейшее затягивание процесса национального самоопределения чревато утратой Россией своих законных и естественных места и роли в мировой политике, а в более широком плане — в глобальном историческом процессе в целом. Как следствие, Россия может быть отодвинута на периферию мирового развития, что имело бы крайне негативные последствия не только для нее, но и для всего мира.
Несмотря на видимые успехи внутренней и внешней политики России в последние годы, рискнем заявить, что именно такая перспектива грозит России в случае, если в ближайшее время она не преодолеет кризис национальной идентичности, т.е.
не вернется к исторически сложившемуся представлению о самой себе.Основные дискуссии и политическая борьба в России в последние двадцать лет шли вокруг экономических и политических вопросов: как должна быть устроена экономика, какую роль должно играть государство, как добиться того, чтобы народное хозяйство развивалось на благо всех граждан, каким образом создать политические и государственные институты, чтобы они выражали волю народа и действовали в соответствии с нею. Хотя в обществе еще нет полного единодушия вокруг фундаментальных, цивилизационных ценностей, по перечисленным вопросам все же достаточное согласие есть. Практически никем, кроме политических маргиналов, мечтающих о равенстве в нищете, не оспаривается необходимость различных форм собственности, включая частную, а также рыночной экономики, хотя и с твердыми социальными гарантиями со стороны государства. Несмотря на тоску еще многих по «сильной руке» и «железному порядку», можно говорить об общем признании необходимости сохранения и последовательного развития основных демократических институтов открытого общества: правового государства, гражданского общества, представительной демократии, свободы слова, средств массовой информации, творческой самореализации, совести, которые только и способны обеспечить достоинство человека и безопасность его семьи.
Однако по ряду важнейших перечисленных выше концептуальных вопросов, от понимания сути и способа решения которых зависит дальнейшая жизнь народа и государства, такого согласия нет.
К сожалению, и представления о новой России той части международного сообщества, которую принято называть Западом, в настоящий момент в основном по-прежнему окрашены в негативные тона. На Западе более или менее хорошо знают, чем она не должна быть, но не имеют конструктивных идей и соображений относительно того, чем Россия может и должна быть, вновь обретя свою национальную идентичность. Вряд ли, однако, было бы продуктивно обвинять в этом один лишь Запад.
Ведь никто, конечно, «извне» не может объяснить нам наши место и роль в мировой политике. Россия должна сама осознать их, что позволит ей четко сформулировать свои национальные цели. Это в интересах всех, поскольку политика России станет более предсказуемой, что в свою очередь позволит выстроить жизнеспособную систему партнерских связей, материализованную в плодотворное и равноправное сотрудничество с Западом по широкому кругу фундаментальных проблем мировой политики.Отсутствие стратегической самоопределенности, утрата государственной идентичности, чувства национального самосознания ведет, как показывает всемирная история, к неспособности четко формулировать (а следовательно, отстаивать) национальные интересы, к их неизбежной подмене либо несбыточными, либо ущербными идеями и целями. В этом кардинальная причина того, что важнейшие внутри- и внешнеполитические решения принимаются в России не на основе таких интересов, а исключительно на базе прагматических (зачастую лишь интуитивно ощущаемых) соображений. Однако, как говорил один из героев О’Генри, «песок — плохая замена овсу». И решения, определяющие политику, а следовательно, и судьбу страны на десятилетия вперед, не могут быть основаны лишь на прагматизме, даже если сегодня он кажется единственно возможным и верным. Кроме того, есть прямая причинно-следственная связь между отсутствием качественного (инновационного) экономического роста и нерешенностью проблемы национальной идентичности.
Поиск Россией своей национальной идентичности и соответственно определение национальной стратегии развития связаны также с происходящими в мире весьма противоречивыми процессами глобализации. Эти процессы неизбежно наталкиваются на национальную идентичность как на препятствие своему естественному развитию. Возникает угроза поражения центрального идентификационного ядра, хранящего наиболее устоявшиеся, накапливающиеся порой тысячелетиями и потому наиболее прочные представления различных этнонациональных общностей о себе самих.
Сохранение и укрепление этого ядра, как представляется, и составляет важнейшую задачу национальной безопасности, поскольку национальная идентичность является ее сущностной основой и одновременно важнейшим ресурсом конкурентоспособности в условиях глобализации. Причем для многих стран это не только означает выбор адекватной конкурентоспособной стратегии развития, но и превращается в вопрос национального выживания. При этом развиваются многообразные конфликты, исход которых зависит от прочности или рыхлости сложившихся национальных идентичностей, их бескомпромиссности и жесткости, невосприимчивости к новому или, напротив, их гибкости, способности к адаптивному изменению, обновлению без утраты культурных идентификационных ядер. Глобализация, перемалывающая национальную идентичность, создает, таким образом, новое поле конкуренции для национальных государств. Происходит своего рода квалификационный турнир таких ядер.
Такие государства, как СССР, Югославия, Чехословакия, распались во многом именно потому, что оказались неконкурентоспособными (хотя в каждом из этих случаев были и другие, особые причины для дезинтеграции). В конце ХХ в. на грани распада оказалась Российская Федерация. Сегодня на прочность уже испытывается Китай. Завтра под ударом могут оказаться и другие внешне вполне успешные и устойчивые государственные образования.
Утрата национальной идентичности ведет, как показывает мировая практика, к потере не только национальных ценностных ориентиров, но и значительной части национального суверенитета государств. Это в свою очередь означает отказ от собственных национальных интересов, неспособность этих государств к самостоятельной как внутренней, так и внешней политике. И напротив, четкое самоопределение, твердая опора на национальные идентификационные коды открывает возможность проводить свой собственный внутри- и внешнеполитический курс, основанный на глубоко осознанных и четко сформулированных национальных интересах.
В условиях повсеместного и всеобъемлющего кризиса национальной идентичности каждое государство, даже из числа тех, которые добровольно и сознательно передают значительную часть своего национального суверенитета более мощным государствам и межгосударственным объединениям, делает все возможное для его преодоления.
Поскольку идентичность является важным структурным компонентом конкурентоспособности национальных государств, она сама вовлекается в водоворот всемирной конкуренции. Идет «битва идентичностей». В этой конкурентной борьбе пощады нет никому. И выигрывают те государства, чья идентичность имеет большую историческую, культурную, этническую и политическую глубину и силу. Государства, слабые в этом отношении, вынуждены лишь наблюдать, как их национальные идентичности стремительно и неизбежно растворяются в процессах глобализации.С другой стороны, тупо сопротивляться процессам глобализации не только невозможно, но и контрпродуктивно. Овладев ее «правилами игры», следует использовать те возможности, которые она предоставляет, а желательно — влиять на эти правила. Необходимо по возможности быть не только объектом, но и субъектом глобализации. Каждая без исключения страна является ее объектом. Но лишь немногие — субъектами. Например, Япония — это и объект, и субъект глобализации. Испытывая давление американизации, она является ее объектом. Но трансформируя заимствованные ценности, она выступает в роли субъекта глобализации, передавая их в адаптированном виде азиатским странам.
Исходя из этого, для преодоления кризиса национальной идентичности, на наш взгляд, мало заявить, что Российская Федерация является «продолжательницей СССР». Необходимо четко и недвусмысленно объявить права нынешней России на ее тысячелетнее историческое наследство, пока никем всерьез не оспариваемые. Ибо только такой шаг России позволит ей сохранить центральное идентификационное ядро, обеспечивающее ее субъектную устойчивость, государственную и цивилизационную жизнеспособность, а также конкурентные преимущества в современном мире.
Казалось бы, новая Россия это уже сделала. Еще в Послании по национальной безопасности Президента Российской Федерации Федеральному Собранию от 13 июня 1996 г. (до сегодняшнего дня единственном послании по этим вопросам) декларировано: «С точки зрения исторической Россия — наследница Древней Руси, Московского царства, Российской империи, продолжательница Союза ССР».
В Послании также сказано, что Россия продолжает занимать уникальное положение в Евразии, которое испокон веков позволяло ей играть важную стабилизирующую роль в глобальном балансе сил и интересов. Она представляет собой сложнейшую этническую общность, сплоченную исторической судьбой русского народа, который взаимодействует на добровольной и равноправной основе с другими народами, выразившими желание жить в едином с ним государстве. Обилие природных богатств, экономический, оборонный и интеллектуальный потенциал может и должен обеспечить ей максимальную хозяйственную автономию при возникновении угроз национальной безопасности и развитие в качестве суверенного государства.Однако такая декларация не дает четкого представления о том, на какое, собственно, историческое наследство претендует Российская Федерация, что она принимает, а что отвергает из своего прошлого. С юридической точки зрения Российская Федерация не может быть правопреемницей одновременно Российской империи и СССР, который, как известно, был построен на принципах отрицания и отмены законов империи. Кроме того, с точки зрения исторической все эти этапы русской истории — периоды разной кратности (продолжительности), к которым неприменимы одинаковые критерии и оценки. Что такое 73 года? Это миг по сравнению с тысячелетней русской историей. А что такое тысяча лет? Тысяча лет — это период, который человек логически, эстетически и даже нравственно не в состоянии осмыслить. Это органика, почва, из которой мы выросли. Это то, что мы никакими силами не можем изменить. Это выше сил не только отдельного человека, но и поколения, даже, может быть, нескольких поколений людей. Необходимо четко понимать, что на протяжении этой тысячи лет также были разные периоды: и столетние, и десятилетние, у каждого из которых свое лицо. Например, мы можем определенным образом оценивать период Великой Смуты и самозванства, но это не значит, что мы переносим эту оценку на весь XVII век.
Слабую тень идеи о правопреемстве можно найти в преамбуле действующей Конституции РФ, в словах «возрождая суверенную государственность». Но это не ответ на главный вопрос, а именно — какую историческую правовую традицию продолжает наше государство?
Наконец, между декларацией и взвешенной, хорошо осмысленной и твердой политикой дистанция огромного размера. Мало сделать заявление, важно показать, что из него следует в плане принятия реальных политических мер, совершения практических шагов на уровне государства в области восстановления духовного, культурного, правового и исторического преемства с исторической Россией как единственно возможной основы ее возрождения. А затем принять эти меры и совершить эти шаги.
Для начала зададимся простым вопросом: почему проблема национальной идентичности, а соответственно и национальных интересов практически никогда не возникала в СССР?
Да потому, что советские интересы и интересы национальные — вещи не только совершенно разные, но и во многом диаметрально противоположные. Интересы СССР носили глобальный, а не национальный характер, поскольку были связаны с реализацией глобального всемирно-исторического проекта, альтернативного западному, впрочем, столь же глобальному — в пространстве и во времени — проекту. Советский эксперимент обошелся России в десятки миллионов жизней и еще в десятки миллионов неродившихся людей. Территория исторической России подверглась невиданной перекройке в пользу национальных республик. А национальный образ жизни, русская культурная идентичность утонули в глобальном коммунистическом проекте.
У любого государства, имеющего представление о себе самом, есть четкая иерархия национальных интересов. Они могут быть краткосрочными (3—5 лет), среднесрочными (10—20 лет) и долгосрочными (30—50 лет). Наконец, есть и «вечные» национальные интересы, связанные с защитой и развитием народа (этноса), территории, на которой он живет (если хотите, жизненного пространства), и образа его жизни (национальной и культурной идентичности). Ни одной из категорий этих интересов внутренняя и внешняя политика СССР не отвечала. Сегодняшняя Россия пытается сформулировать некоторые краткосрочные национальные интересы, однако представления о «вечных» национальных интересах у нее пока нет. А потому вновь и вновь встает вопрос о ее национальной идентичности.
Запрос на «национальное» (концепцию национальной безопасности) в свое время впервые сделал «поздний» СССР, когда партийная номенклатура от самостоятельного исторического проекта отказалась. Тогда моментально и возник вопрос о национальной идентичности: кто мы? откуда мы? куда идем?
К сожалению, на том этапе проблема решена не была (созданная М. Горбачевым и А. Яковлевым «комиссия Ю. Рыжова» по выработке концепции национальной безопасности бесславно провалилась). Тогда «прорабы перестройки» объявили целью «вхождение СССР в мировое цивилизованное сообщество», т.е. по существу объявили о своей неспособности «тянуть» самостоятельный исторический проект и ввиду этого поставили новую задачу — войти в чужой, западный либеральный проект. И никто — ни М. Горбачев, ни А. Яковлев, ни Э. Шеварднадзе — не озаботился вопросом о том, на каких, собственно, условиях это произойдет. В результате была осуществлена попытка войти в чужой проект за счет отказа от своей субъектности, т.е. идентичности. Именно тогда высшее руководство СССР по существу выбросило на свалку истории советскую идентичность, не предложив вместо нее никакой другой.
Последствия не заставили себя долго ждать. Советская идентичность мгновенно раскололась на пятнадцать национальных идентичностей союзных республик, что неизбежно привело к обвальному распаду всего «советского мира». Сначала распалось контролируемое Москвой международное коммунистическое движение, потом — СЭВ и Организация Варшавского договора, а затем и сам СССР. И немудрено. Кто сказал, что «интегрироваться в мировое сообщество» следует одновременно и в качестве единого международного субъекта? А почему нельзя интегрироваться частями? И с разной скоростью?
Вот почему и в России (в той, что от нее осталось) вопрос о национальной идентичности стал вопросом выживания страны, ее территориальной, не говоря уже о культурной, целостности. Двадцать лет шел мучительный поиск такой идентичности. И, казалось бы, страна стала выходить на решение этого вопроса, что отражено в важнейших документах по национальной безопасности последних лет. Тем не менее и задачу «интеграции в мировое сообщество» никто не отменил, а главное — никто не сказал, на каких условиях мы готовы это сделать. Если на любых — будь то в качестве периферии мирового капитализма, сырьевого придатка постиндустриальных стран или кладбища радиоактивных отходов, — то тогда следует приготовиться к тому, что на повестке дня вновь встанет проблема территориальной целостности России. Почему «интегрироваться в мировое сообщество» Чечня, например, не может через Турцию; Калининград — через Германию; Курилы — через Японию; Сибирь — через Китай, а Татарстан, скажем, через Швейцарию?
Если своей политикой мы ежедневно подтверждаем, что у России нет собственного исторического проекта, нет собственной субъектности (идентичности), то как тогда можно возражать против того, что наши регионы будут говорить напрямую с США, т.е. со страной, где эта субъектность есть и которая является цитаделью именно того проекта, куда Россия сама страстно хочет «интегрироваться» по существу на любых условиях? Любой прагматически мыслящий региональный политик (Шаймиев, Рахимов или Кадыров) немедленно поедет — но не в Москву, а в Вашингтон — за инструкциями о том, как лучше «интегрироваться» в мировое сообщество.
Конечно, вероятность распада России сейчас гораздо меньше, чем это было в отношении СССР в 1991 г. Но зачем же наступать на те же грабли второй или третий раз? Ведь уже многократно доказано, что игра на чужом поле, в особенности если не очень хорошо знаешь и это поле, и правила игры, к добру не приводит. Но, похоже, грабли — это наш «национальный вид спорта».
В контексте всемирной истории советский и имперский периоды имеют немало схожего. Как и СССР, Российская империя опиралась на масштабную, универсальную и идеократическую парадигму развития, в известной мере оппонировавшую парадигме западного развития. Как и советская, имперская государственность России не была узконациональной, т.е. чисто русской. Вопреки известному клише, запущенному большевиками, Российскую империю, которая формировалась на протяжении целого тысячелетия, вряд ли безоговорочно можно назвать «тюрьмой народов».
Русскую историю, конечно, ни в коем случае нельзя идеализировать. В ней были периоды не только высочайших нравственных взлетов, но и глубоких моральных падений. Но ею, безусловно, можно и нужно гордиться. Это история не только завоеваний, но и во многом добровольного политического, хозяйственного и административного союза земель, этносов и культур, скрепляемого общегосударственными ценностями и интересами, идеей общего блага. Для многих народов вхождение в состав российского государства стало возможностью выживания и развития, сохранения культурной и конфессиональной идентичности и самобытности. Далеко не все народы были присоединены к нему путем военного насилия. Некоторые из них с оружием в руках боролись за присоединение к России, которая была им духовно близка, а в ряде случаев выполняла по отношению к ним освободительную и цивилизаторскую миссию. Малые народы, или субэтносы, в свое время предпочли существование в пределах русского этноса, сравнительно более терпимого к ним, из-за опасности уничтожения другими, менее терпимыми этносами. Принятые в лоно Большой России, они должны были быть не соперниками, а соратниками в исполнении Общего Дела и предназначения. В силу своей географии Россия стала естественным убежищем эмигрантов с Запада и с Юга. Взаимная открытость русских и тянущихся в Россию инородцев, подвижников самых разных культур и религий, привела к созданию на огромной евразийской территории единой этнической общности — российского суперэтноса. Оказавшись центром этнического и культурного притяжения не только славян, но и других сопредельных народов, русский народ был в большей степени «российским», чем «русским», и в силу этого никогда не был «нацией» в западном смысле слова.
Никогда не была Россия и империей западного типа. История России — это история страны, которая осваивала новые территории, и история государства, которое стремилось подчинить себе изначально стихийный процесс монастырской и крестьянской «колонизации». Собственно, изначальная, «малая» Россия не могла похвастаться по сравнению с «колониями» ни повышенным благосостоянием населения, ни сформировавшимся третьим сословием, ни активно развивающейся за счет колониальных инвестиций социальной инфраструктурой.
И в киевский, и в московский, и в петербургский периоды своей истории она формировалась именно как Большая Россия, замысленная не только как наследница вселенской идеи Первого, а затем и Второго Рима («Москва — Третий Рим»), но и как основной исторический субъект осуществления вековой мечты человечества — построения Царства Божиего на земле. Этот исторический путь, по которому шли поколения и поколения русских людей, во многом предопределил судьбу России в ХХ в., когда она, единственная из стран Европы, не оказала должного сопротивления коммунистической идее.
Однако российский имперский опыт и опыт советский, коммунистический — и по замыслу, и по историческим результатам — полярно противоположные и во многом взаимоисключающие. И сходство между ними чисто внешнее. Нельзя ставить знак равенства между большевистским государством «рабочих и крестьян» — СССР — и православной Российской империей, как нельзя ставить знак равенства между коммунизмом и христианством. Нельзя ставить знак равенства между государством, каким был Советский Союз, и страной, которой является историческая Россия. Между Российской империей и СССР имеется непримиримое противоречие, которое делает эти государства антагонистами и в правовом, и в историческом контексте. В октябре (а в более точном юридическом смысле уже в феврале—марте) 1917 г. была прервана преемственность российской государственности и российской истории в целом. Путь, по которому Россия шла почти тысячу лет, был внезапно прерван. Великая страна, органически сцементированная русским суперэтносом, русским духом, культурой и языком, была превращена в псевдопролетарское, псевдоинтернациональное государство, целостность и единство которого сохранялись насилием и ложью.
Кроме того, в отличие от монархической России СССР стал государством безбожным и антинациональным. Даже воинствующе атеистическим и космополитическим. Ведь субъектом Истории большевики объявили не православный русский народ, а безбожный пролетариат, который «не имеет своего отечества» и которому «нечего терять, кроме своих цепей». Большевики попытались использовать русских как материал для коммунистического эксперимента, а саму Россию — лишь как плацдарм («вязанку хвороста») для мировой пролетарской революции. В отличие от русских самодержцев, которые расширяли Империю, сосуществуя с другими государствами и народами, они вознамерились поставить под коммунистические знамена весь мир. Герб СССР — это земной шар, а не двуглавый орел Евразии. Третий Интернационал никогда не мыслил ни имперски, ни национально. Большевики не только пели «отречемся от старого мира», но и действительно, причем официально, отреклись от всей российской истории, отведя ей роль лишь предыстории, объявив, что с 1917 г. начинает свою историю государство нового типа — советское. Впервые в истории революций был единовременно отменен абсолютно весь корпус российских законодательных и иных правовых актов. Было заявлено и об отказе признать долги царской России как «чужого государства». Наконец, в 1922 г. страна получила название, никоим образом не связанное с ее исторической государственностью, — «Союз Советских Социалистических Республик». Само это наименование уникально. Например, США — полиэтническое образование, но по его названию хотя бы понятно, где находится страна. А на каком материке земного шара существовал СССР, из его названия неясно.
Таким образом, и юридически, и политически, и духовно Советское государство отказалось признать себя правопреемником исторической России. А так происходит лишь тогда, когда страну завоевывает внешняя сила, с презрением относящаяся к аборигенам. Но порой даже захватчики не делают с покоренными странами того, что духовно и физически сотворил коммунизм в России.
Альтернатива большевистской диктатуре в России конечно же была. Это развитие по пути буржуазно-демократической республики, скорее всего парламентского типа, возможно, с сохранением номинальной монархической верховной власти, как это произошло в Великобритании, Нидерландах, Испании и ряде других стран Европы. К 1917 г. всем ходом своей мучительной истории Россия подошла к конституционному перерастанию в демократическое федеративное государство со своим достойным местом в сообществе цивилизованных стран, но была ввергнута большевиками в пучину социальных, политических и национальных потрясений.
Может ли новая Россия с учетом сказанного предъявить права одновременно на историческое наследство СССР и Российской империи? Или это ложный выбор, который нам хотят навязать наши противники? Ведь, с одной стороны, если Россия делает выбор исключительно в пользу СССР, о национальной идентичности вряд ли вообще можно говорить, поскольку советский исторический проект по определению был антинациональным, отрицающим исторический опыт Российской империи, да и всю историю России до 1917 г. С другой стороны, если Россия, отказавшись от коммунистической идеологии, будет строить свое дальнейшее историческое бытие на отрицании СССР, она не сможет принять на себя и советское наследство, составляющее не только отрицательный, но и положительный исторический опыт. В обоих случаях Россия теряет всякие ориентиры в историческом времени и пространстве, погружаясь в некую «черную дыру» всемирной истории и переставая быть историческим субъектом в целом.
Выход из этой дилеммы может быть лишь один: принять на себя и заслуги, и грехи как Российской империи, так и СССР. Для этого надо понять, что история страны непрерывна. Отношение к различным периодам и моментам национальной истории может быть разным. Следует понимать и признавать ошибки и заблуждения, которые приводили к поражениям и потерям. Но одновременно свою историю нужно уважать, какими бы трагическими ни были некоторые ее страницы. Ни одна часть национального исторического бытия не должна быть потеряна, и ни одна секунда ее исторического времени не может быть объявлена бессмысленной. Только так и можно «вернуться» в историю всемирную в качестве ее полноправного субъекта.
При этом, на наш взгляд, в отношении СССР, который отказался быть правопреемником Российской империи, должна быть применена не доктрина исторической и правовой преемственности, а доктрина континуитета, предполагающая, что новая Россия является не наследницей, а всего лишь продолжательницей того международного субъекта, каковым был Советский Союз.
В принципе эта идея и отражена в Послании по национальной безопасности от 13 июня 1996 г. и в последующих документах по вопросам национальной безопасности. Однако там не говорится, в чем разница между наследницей и продолжательницей и какие конкретные политические и правовые акты должны последовать после признания того обстоятельства (для нас бесспорного), что Россия является одновременно исторической и правовой наследницей Российской империи и международно-правовой продолжательницей СССР.
Внести ясность в этот вопрос — долг и обязанность не только политического руководства страны, но и российского политического класса в целом: ведь от этого зависят перспективы возрождения России как мощной и процветающей державы XXI в.
При этом следует искать такой путь ее развития, который основывался бы на преемственности российских исторических традиций и ценностей при одновременном их сочетании с основополагающими демократическими нормами и принципами, записанными в Конституции 1993 г. и в других основополагающих положениях и правовых документах уже новейшего периода российской истории. Не стоит опасаться, что демократическая государственность и следование фундаментальным ценностям могут ущемлять самобытность России. Демократизация, становление правового государства не означают утраты самобытности. Наоборот, только правовое государство и является единственно надежным способом обеспечения действительно самостоятельного, самобытного развития. Демократическая ориентация, доверие к обществу и открытость — именно это и предполагает возможность «самому быть». Все остальное — не самобытность, а попытки навязать народу чьи-то сугубо личные или корпоративные представления о российской самобытности.
Методы и пути реформ (экономических, политических, социальных, правовых и т.д.) могут быть предметом дискуссий, но для национальной элиты любой страны необходимо наличие определенных ценностей и понятий общенационального значения, о которых не спорят. Вокруг этих фундаментальных ценностей, общего взгляда на определяющие вехи истории и должно сложиться национальное согласие, столь необходимое для устойчивого и демократического развития страны, а также для осторожной, взвешенной и тщательно просчитанной интеграции России в мировое сообщество, в мирохозяйственную транснациональную систему ХХI в.
Объединяющим фактором российского общества, субъектом его развития на современном этапе национальной истории должны выступить отечественной капитал и отечественная элита, а их идеологией — демократический патриотизм, свободный от радикализма и изоляционизма национал-патриотов и реваншизма современных коммунистов. От скорейшего формирования и выступления на политической арене этой интеллектуальной, политической и финансовой силы будут зависеть безопасность и развитие России в XXI в., процветание ее народов.
После завершения коммунистического эксперимента Россия столкнулась с атомизацией общества, во многом объективной и неизбежной для любой исторической трансформации подобного масштаба, а во многом явившейся результатом плохо продуманных реформ 90-х годов прошлого века, когда каждого гражданина превратили в люмпена, поставив перед проблемой физического выживания. Страна должна найти способ соединиться в качественно новую консолидированную общность, что является непременным условием превращения люмпенов в граждан. Новая российская идентичность должна быть основана на сочетании русского и отчасти советского позитивного исторического опыта, дополненного теми демократическими механизмами, которые во всем мире уже доказали свою эффективность. Новая модель национального развития должна учесть весь опыт катастроф, сопровождавших российскую историю, и содержать эффективные механизмы их предотвращения в будущем.
Исходя из вышесказанного, в первой главе настоящей монографии дается общий анализ процессов глобализации, влияющих на национальную идентичность вообще и на национальную идентичность России в частности; во второй главе исследуются конфессиональное измерение российской идентичности, роль и место православия в становлении, сохранении и укреплении национальной идентичности России; в третьей главе рассматриваются основные краткосрочные, среднесрочные и долгосрочные последствия трансформации национальной идентичности в советский период развития России; в четвертой главе оцениваются современные либеральные ценности и основы традиционной национальной идентичности России в свете их исторического становления; в пятой главе рассматривается классическое и современное евразийство как попытки найти новую российскую идентичность; в шестой главе анализируются этнические аспекты российской идентичности, соотношение и сопоставимость имперских и национальных стереотипов; в седьмой главе анализируется национальная идентичность в свете проблемы правопреемства Российской Федерации в отношении исторической России; в восьмой главе рассматривается внешнеполитическое измерение идентичности новой России; в заключительной, девятой главе ставятся вопросы о том, как к России относятся в мире, как воспринимают нашу элиту, почему пробуксовывает интеграция России в евроатлантическое сообщество, какая Россия нужна современному миру, может ли она стать одним из мировых лидеров.
Еще по теме Общая постановка проблемы:
- Постановка проблемы
- § 1. Теоретическая постановка проблемы ценообразования на факторы производства
- 42. В чем состоит основная идея труда У. Митчелла «Экономические циклы: Проблема и ее постановка»?
- Проблемы совершенствования организационных структур предприятия. Общая характеристика
- Проблемы совершенствования организационных структур предприятия. Общая характеристика
- 16.4.3. Процес постановки управлінського обліку
- 16.4. Постановка та реструктуризація управлінського обліку в організації
- 17.1. ПОСТАНОВКА ВОПРОСА
- ГЛАВА ДЕВЯТАЯ. ПОСТАНОВКА ЗАДАЧ
- Этап постановки целей
- 23.1. ПОСТАНОВКА ВОПРОСА: РЫНОЧНЫЕ МОДЕЛИ