<<
>>

СМИ И ВЛАСТЬ: ПРОБЛЕМА ИНФОРМАЦИОННОГО ПРОТИВОДЕЙСТВИЯ ТЕРРОРИЗМУ

Одна из наиболее значимых и кардинальных особенностей современного терроризма заключается в глобализации его информационного влияния на социум. Агрессивная, демонстративно устрашающая тактика террористических действий стала основной целеполагающей установкой для различных экстремистских политических сил и общественных организаций.
Она рассчитана не столько на пропагандистские цели и вероятный успех ультимативных требований к власти, сколько на социальнопсихологическое воздействие террора по отношению к обществу в целом. Это воздействие сфокусировано на дискредитации силовых структур и подрыве доверия к ним, социально-политической дезинтеграции общества, усилении конфликтной поляризации социума. Но самое главное - делается ставка на формирование в массовом общественном сознании атмосферы страха, подавленности, неуверенности в завтрашнем дне, безысходности. Информационный эффект социального влияния на массы становится категорическим императивом в сознании и практической деятельности организаторов террористических акций, террорократической элиты. Ян Хардман, известный авторитет в области конфликтологии, отмечал: «Публичность террористического акта является кардинальным моментом стратегии терроризма. Если террор терпит неудачу в том, чтобы вызвать информационный отклик в общественных кругах, это будет означать, что он бесполезен как орудие социального конфликта. Логика террористической деятельности не может быть вполне понята без адекватной оценки показательной природы теракта» [1].

Совершение терактов и соответствующее освещение их в СМИ формирует то, что М. Бассиуни назвал «эффектом иммунизации» [1]. Он проявляется в трех формах:

1) повышение общественной толерантности к насилию, связанная с постоянным акцентированием внимания на террористических действиях в СМИ. Вследствие этого моральная оппозиция насилию снижается, а иммунитет по отношению к нему возрастает.
Это усиливает вирулентность насилия, т.е. его проникновение во все сферы общественной и частной жизни;

2) восприятие обществом терроризма как абсолютно чужеродного явления, вызванное изображением террористов как сумасшедших или как индивидов, которые находятся вне рамок социального контроля. В итоге игнорируются общественные проблемы, ставшие побудительными мотивами для деятельности террористов;

3) притупление общественной реакции на террор, связанное с абстрактным изображением теракта, его вредоносного эффекта, а также жертв. Жертва представляется при этом не в качестве конкретного человека, а обезличенным заложником. Со временем общественное внимание фокусируется практически полностью на политическом измерении инцидента, становясь невосприимчивым к его человеческому измерению.

В самых общих чертах власти стремятся к тому, чтобы освещение терроризма в СМИ отвечало ряду требований:

1. разъясняло позицию власти; препятствовало доступу террористов к СМИ; описывало террористов как преступников;

2. предоставляло информацию для правоохранительных органов;

3. рассеивало социальное напряжение во время теракта, а не усиливало его;

4. контролировало возможность террористов передать сообщение за пределы зоны непосредственного террористического воздействия;

5. не раскрывало текущие действия силовых структур;

6. было критическим по отношению к информации, поступающей от сторонников террористов;

7. не содержало сведений об успешных действиях террористов; улучшало имидж правительственных служб;

8. отражало сотрудничество власти и СМИ.

Каковы же на настоящий момент законодательные ресурсы информационного противодействия терроризму? Возможности ограничения свободы слова в условиях контртеррористической операции предусматриваются статьей 15 Федерального закона «О борьбе с терроризмом» 2008 г. В частности ею вводится запрет на распространение следующей информации:

1.
раскрывающей специальные технические приемы и тактику проведения контртеррористической операции;

2. способной затруднить проведение контртеррористической операции и создать угрозу жизни и здоровью людей, оказавшихся в зоне проведения контртеррористической операции или находящимся за пределами указанной зоны;

3. служащей пропаганде или оправданию терроризма и экстремизма;

4. о сотрудниках специальных подразделений, членах оперативного штаба по управлению контртеррористической операцией при ее проведении, а также о лицах, оказывающих содействие в проведение указанной операции [1].

Содержание 15-й статьи вызвало «озабоченность» экспертов Совета Европы, проводивших по решению Парламентской ассамблеи Совета Европы проверку соответствия российского закона Европейской Конвенции по правам человека. Однако часть 2 статьи 10 Европейской Конвенции о защите прав человека и основных свобод, ратифицированная Государственной Думой России 20 февраля 1998 года в отношении прав и деятельности СМИ подчеркивает, что « пользование этими свободами, поскольку это согласуется с обязанностями и ответственностью, может быть предметом таких формальностей, условий, ограничений и наказаний, предусмотренных в законе и необходимых в демократическом обществе в интересах национальной безопасности, территориальной целостности и публичного порядка в целях предотвращения беспорядков и преступлений, для защиты здоровья и морали, а также для защиты репутации или прав других лиц, для предотвращения утечки информации, полученной конфиденциально, или поддержания авторитета и беспристрастности правосудия» [1]. Очевидно, что российский закон с достаточной долей релевантности вписывается в предложенную европейской комиссией общую схему. Тем более, что после 11 сентября 2001 года многие западные державы (США, Франция, Великобритания) приняли законы, существенно ужесточающие действия по борьбе с терроризмом, включая цензурные ограничения свободы слова с СМИ. Исходя из этих позиций, закон РФ «О борьбе с терроризмом» выглядит даже более корректным.
Вместе с тем, ужесточение ограничительных мер и запретов в информационном пространстве возможной террористической угрозы вряд ли будет эффективным без привлечения иных законодательных ресурсов, реализующих нейтрализацию протеррористического влияния и осуществляющих реалистически обоснованную контртеррористическую программу.

Многие руководители СМИ и журналисты утверждают, что они имеют обязательства представлять аудитории события так, как они происходят, без изъятий и сокращений, оправдывая этим свои ошибки и промахи в освещении терактов. Такая позиция позволяет террористам, игнорируя потенциальные последствия, так режиссировать свои акции, чтобы они наверняка получили всемирное освещение. В этой связи представляется необходимым координировать действия правительства, законодательной власти и СМИ с тем, чтобы выработать согласованную политику по недопущению террористов к средствам массовой информации, не покушаясь при этом на свободу слова.

Понимание серьезности и глубины данной проблемы подвигло журналистские сообщества ряда государств (Австрия, Бельгия, Великобритания, Канада, США и др.) выработать и принять свои профессиональные хартии, в которых закреплялись самоогра- ничительные правила и нормы поведения СМИ в условиях террористических кризисов. Квинтэссенция их основных пунктов может быть представлена следующим образом:

1. освещение новостей должно быть ограничено фактами; слухи и спекуляции не должны сообщаться; любое усилие должно прилагаться к избежанию сенсации и неприменения оскорбительной терминологии;

2. рекомендовано отказываться от прямого эфира в большинстве случаев, поскольку он часто служит террористам не редактируемой презентацией; не исключаются репортажи с места событий, если только они не даются в прямом эфире;

3. не должна обнародоваться никакая информация, которая могла бы помочь террористам в совершении их преступлений (раскрытие позиций полиции), включая сведения, которые могли бы повысить агрессивность и беспокойство террористов или увеличить напряженность ситуации (прибытие спецгруппы по освобождению заложников не должно транслироваться);

4.
недопустима передача заявлений террористов и их пропаганда через информационные каналы; следует избегать романтизации террористов и их борьбы, никогда не описывать их с симпатией.

Близкие по содержанию принципы добровольного самоограничения свободы слова в период террористической опасности были закреплены в Антитеррористической конвенции, подготовленной в 2003 году рабочей группой «Индустриального комитета», в составе К. Эрнста, А. Любимова, М. Кожокина,

А. Венедиктова, И. Лесневской, М. Гельмана. Анализ текста конвенции показывает, что она не является в юридическом смысле нормативным документом, скорее - это декларация о намерениях, не закрепленная мерой ответственности.

В сравнении с подобными западными конвенциями, данный документ имеет целый ряд существенных новаций, детальных уточнений. Так, например, пункт 4 предписывает руководству СМИ незамедлительно передавать в распоряжение оперативного штаба или официальных органов ставшую им известной информацию, которая могла бы быть использована для спасения жизни людей. В пункте 5 констатируется что СМИ не должны:

1. брать у террористов интервью во время теракта по своей инициативе, только по просьбе или с санкции оперативного штаба; - предоставлять террористам возможность выйти в прямой эфир без предварительных консультаций с оперативным штабом ;

2. самостоятельно брать на себя роль посредника;

3. брать в руки оружие и надевать камуфляжную или иную униформу;

4. предлагать террористам, заложникам, другим вовлеченным в конфликт лицам предпринимать какие-либо действия для получения удачных видео- или фотокадров;

5. оскорблять и унижать террористов, в руках которых жизнь заложников.

В пункте 6 подчеркивается, что СМИ должны: о помнить, что прямой эфир может использоваться террористами для передачи условных сигналов сообщникам;

о избегать детальных подробностей о действиях профессионалов, занятых спасением людей;

о быть тактичными и внимательными к чувствам родных и близких жертв терроризма, проявлять особую чуткость к очевидцам событий как к источникам информации;

о избегать излишнего натурализма при показе места события и его участников, с уважением относиться к нравственным, национальным и религиозным чувствам своей аудитории; быть внимательным к употреблению тех или иных терминов в освещении событий: нельзя идти на поводу у террористов, использующих выгодные для себя самоназвания;

о отдать себе отчет в том, что заложники террористов являются и заложниками ситуации, в определенный момент превращающимися в инструмент давления на общественное мнение.

Особо следует отметить пункт 7 Конвенции, в котором говорится, что при освещении терактов и антитеррористических операций необходимо помнить об обязанности СМИ информировать общественность, а не сеять панику, следить не только за смыслом сказанного, но и за тоном, которым сообщение произносится.
[1]

Обозначенные в конвенции ограничительные положения, безусловно, представляют собой шаг вперед в журналистском видении проблемы. Вместе с тем, документ вызывает ощущение

некоторой амбивалентности, недосказанности, незавершенности.

Ведь предложенные принципы организации работы СМИ во время террористических акций лишь только часть ответа на информационный вызов современного терроризма. Как признал Д. Энебл из «СМпзИап Заепсе МопНог», требуется большее, чем самоограничение средств массовой информации. СМИ необходимо предпринимать более интенсивные усилия по введению большей меры баланса в репортажи о насилие и терроризме. Это включало бы не только заголовочное освещение грубых нарушений закона террористами, но и глубокое исследование относительно террористических групп, целей и методов, для того, чтобы поместить каждый инцидент в подходящий контекст и дать его в перспективе, имея в виду долгосрочные последствия необузданного насилия для общества и привлекая внимание к неудачам и произволу террористов, а не только к их победам [1].

Для авторов отечественной массмедийной антитерро- ристической Конвенции представления о терроризме сводятся к узколокальным вспышкам террористических актов. С их профессиональной точки зрения терроризм видится в фокусе «событийного репортажа». Терроризм же как многоуровневая и многофункциональная система деструктивной направленности, основанная на демонстративном насильственном «ужасающем» воздействии на социум через информационные каналы остается вне поля их зрения. Отсюда - глобальное игнорирование протеррористического влияния на широкие зрительские или читательские массы. Для отечественной массмедийной элиты это обстоятельство, судя по документу, оказывается не важным. Социально-языковая рефлексия, выраженная в тексте, фиксирует крайнюю болезненную озабоченность возможного законодательного ограничения свободы слова. Эта мысль проходит красной нитью через весь документ. Утверждение локальности действия Конвенции и невозможность ее применения к более широким ситуациям, приводит иногда к курьезным по своей противоречивости пассажам. Например, в пункте 7 говорится: «Освещая теракты и антитеррористические операции нужно также. понимать, что информационные сообщения не должны содержать сведений, которые могли бы способствовать усилению позиций террористов, например, выступления в поддержку их требований. Подобные жесткие требования могут распространяться исключительно на ситуации, связанные с непосредственной угрозой для жизни людей, и не могут распространяться на события политической, экономической и социальной борьбы, укладывающиеся в рамки Конституции»[5].

Получается, что после терактов и контртеррористических операций в действующем информационном поле вполне допускаются сообщения, пропагандирующие позиции террористов. Подобные оговорки присутствуют и в других пунктах, касающихся прямого эфира, интервьюирования террористов. Складывается впечатление, что это не случайные недоразумения, а определенная позиция, отражающая мнение достаточно влиятельных журналистских кругов. До сих пор в российских СМИ не выработана научно обоснованная система подачи материалов в период совершения терактов, в которой бы учитывалось возможное отрицательное влияние на массовую аудиторию. Эта система должна включать подбор конкретных телевизионных программ, художественных фильмов, музыки, рекламы и многих других факторов. В этом плане, весьма красноречивым является комментарий М. Гельмана к первому пункту Конвенции: « трагические ситуации всегда будут использовать для атак на прессу, всегда можно сказать - вот вы написали, а человек прочел и застрелился, вы виноваты в его смерти. Ответственность журналиста - честно информировать людей, журналист не может отвечать за дальнейшее поведение всякого получателя его сообщения. Но в момент теракта и это становится зоной нашей ответственности»^]. Маститый журналист, видимо руководствуется старой мифологизированной формулой «нам не дано предугадать, как слово наше отзовется». В настоящее время существует множество серьезных психологических исследований, доказывающих возможность отрицательного влияния СМИ на воспринимающую аудиторию, как через вербальные каналы информации, так и через образы кино [1].

Оценивая в целом лингво-ментальные особенности Конвенции, можно прийти к выводу о весьма сомнительных возможностях журналистской корпоративной саморегуляции по отношению к информационному освещению терроризма. Хартии и всевозможные моральные кодексы могли бы иметь смысл, если бы существовал некий институт, который бы не только давал оценку действиям журналистов в сомнительных случаях, но и помогал бы СМИ в формировании наиболее приемлемых форм нейтрализации террористической пропаганды и организации информационного противодействия террористической опасности. Большую роль здесь могут сыграть законодательные органы представительской власти, создав нормативное положение об этом органе, совмещающем контрольно-рекомендательные и научно-консультативные функции. Важно, чтобы этот орган не был неким государственнобюрократическим придатком власти, а представлял интересы массовых общественных организаций и имел достаточно твердые полномочия по предотвращению информационных атак террористов. Такой орган можно было бы назвать общественным Советом по информационному противодействию терроризму. Реалии начала ХХ1 века настоятельно требуют создания общей антитеррористической информационно-пропагандистской платформы, объединяющей позиции власти, общества и СМИ на базе правового законодательного установления.

В условиях обострения борьбы за информационное пространство, именно законодательная власть способна выработать правовой механизм противодействия террористической пропаганде путем формирования специального негосударственного, общественного комитета по информационной безопасности в состав которого должны войти независимые специалисты психологи, этнологи, религиоведы, политологи, имиджмейкеры и др. Комитет должен оказывать помощь СМИ в критические моменты террористических угроз обеспечивать наиболее адекватное информационное освещение событий, по возможности минимизирующее угрожающее воздействие террора на массовую аудиторию и, в определенной мере, защищающее интересы национальной безопасности.

Создание подобного комитета на региональном уровне при Законодательном Собрании области сыграло бы свою положительную роль. Информация некоторых ульяновских печатных изданий в период Бесланской трагедии в сентябре 2004 года представляла собой скоропалительные социальнорефлексивные эмоциональные импульсы, потенциально запрограммированные на акцентирование негативной оценки деятельности правоохранительных органов при абсолютном отсутствии внимания к действиям самих террористов. (Например, передовица «Симбирского курьера», вышедшая 4 сентября 2004 года под броским названием «Мясорубка»).

Такой подход к информационному освещению теракта полностью вписывается в пропагандистские цели террористов. Точно также как и газетные публикации, подающие новостной материал в форме «фронтового репортажа» с милитаристскими лозунгами и призывами. Данную тенденцию невозможно изменить государственными цензурными ограничениями, так как силовые методы давления на прессу рассматриваются в обществе как наступление на демократические свободы. Введение же общественного контроля над СМИ вполне целесообразно, так как оно нацелено не на репрессивные меры, а на профессиональные рекомендации специалистов, представляющих общественные интересы. Представительский авторитет местной законодательной власти при которой был бы создан подобный комитет, безусловно, помог бы поставить контрпропагандистскую антитеррористическую деятельность на более эффективный уровень, соответствующий реалиям современной информационно-психологической войны.

Список литературы

1. Устинов, В.В. Международный опыт борьбы с терроризмом. Стандарты и практика / В.В.Устинов.- М.: Республика, 2002.- С. 166-167.

<< | >>
Источник: О. В. Шиняева, И. Г. Гоношилина. Гражданское общество в России: состояние, тенденции, перспективы. 2012

Еще по теме СМИ И ВЛАСТЬ: ПРОБЛЕМА ИНФОРМАЦИОННОГО ПРОТИВОДЕЙСТВИЯ ТЕРРОРИЗМУ:

  1. Внутриполитические аспекты противодействия терроризму
  2. Противодействие транснациональному терроризму
  3. О некоторых первоочередных шагах по противодействию транснациональному терроризму
  4. Противодействие терроризму в современном мире
  5. Федеральный закон РФ от 6 марта 2006 г. № 35-Ф3 «О противодействии терроризму»
  6. СМИ и терроризм
  7. Информационная функция СМИ
  8. И.Н. Панарин. СМИ, пропаганда и информационные войны, 2012
  9. Слухи как технология информационного воздействия. Специфика их использования в СМИ
  10. Шпаргалки. Ответы на билеты - СМИ и информационная безопасность России, 2011
  11. Структура СМИ и проблемы их функционирования
  12. Проблема терроризма в начале XXI века
  13. Обзор СМИ по «Проблемам и перспективам вступления Турции в ЕС»
  14. Типология терроризма. Международный и внутренний терроризм
  15. ПОЛИТИЧЕСКАЯ ВЛАСТЬ — ОСНОВНАЯ ПРОБЛЕМА ПОЛИТОЛОГИИ
  16. Лекция 2. Политическая власть в России: проблема легитимности
  17. ДИАЛОГ ВЛАСТИ И ОБЩЕСТВА: АКТУАЛЬНЫЕ ПРОБЛЕМЫ СТАНОВЛЕНИЯ
  18. Как представители функционального подхода рассматривают проблемы власти бюрократии в организации?