Ценности и императив модернизации

В настоящий момент в стране вызревает — пусть пока и шаткое — со­гласие относительно необходимости сохранения российской националь­ной идентичности, в том числе и в ипостаси национальной государствен­ности.

Национальная идентификация, как многократно показывала все­мирная история, происходит тогда, когда народ начинает взаимодей­ствовать с другими народами, обладающими иными ценностями («мы»— «другие»). Вопрос об идентичности встает именно тогда, когда происхо­дит давление «чужих» ценностей. Столкновение ценностей, как прави­ло, и приводит к самоидентификации, и чем более оно интенсивно, тем более болезненно (но вместе с тем и более определенно) протекает этот процесс. При этом происходит то, что российский исследователь С. Чугров предлагает называть «ксенотрансплантацией» (в медицине — оттор­жение инородной ткани). Ценностные «трансплантаты с чужой группой крови» отторгаются национальной ценностной системой. Как полагает С. Чугров, Россия и Япония относятся «к категории стран с высокими адаптационными способностями: они способны усваивать и принорав­ливать к своим ценностным системам заимствуемые ценности. В то же время японское общество демонстрирует органичное сочетание тради­ционализма и современности, чего нельзя сказать о российском обще­стве. Именно поэтому уроки Японии важны для постсоветской России».

Традиционно Россия (как, впрочем, и многие другие крупные стра­ны) самоопределялась в мировом политическом континууме (или под­тверждала свою идентичность) в военном противоборстве с другими народами и государствами. Так было и в ХШ, и ХVП, и ХУШ, и ХІХ, и ХХ вв. Отстаивание национальных ценностей во всех этих случаях было связано непосредственно с решением проблемы национального выжи­вания. Сегодня ситуация кардинально иная.

Это, однако, не означает прекращение «битвы идентичностей». Ос­лабив свое военное измерение, она перешла в более мягкие, но одно­временно и более изощренные формы (soft power), а в ряде случаев и более опасные с точки зрения сохранения культурного ядра. Более того, можно сказать, что именно сфера культуры стала главной ареной «бит­вы национальных идентичностей в ХХ! в. Культурная стандартизация в основном по американскому образцу — главный вызов для националь­ной идентичности большинства стран мира. Сопротивление этой стан­дартизации, которая в ряде случаев проводится весьма агрессивно, и является главной причиной (а вовсе не какая-то «зависть» к американ­цам, как утверждают пропагандисты госдепартамента США) роста ан­тиамериканских настроений повсюду в мире. Натиск западной массо­вой культуры порождает повсюду в мире естественную реакцию защи­ты культуры национальной. В России он к тому же оживляет интерес к российским традициям и обычаям. Тем более что западные либераль­ные ценности не во всем стыкуются как с советскими, так и с традици­онными российскими ценностями.

Как уже отмечалось выше, несмотря на то что большевики сделали все для уничтожения дореволюционных традиций и обычаев и насаж­дения новых советских традиций и обычаев, традиционные — по боль­шей части православные — российские ценности оказались весьма жи­вучими. По существу они «проросли» сквозь советский идеологичес­кий монолит: произошла своего рода «русификация» насаждаемых советских ценностей. Это, в частности, касается многих положений «Морального кодекса строителя коммунизма». В результате в массо­вом сознании советские ценности стали рассматриваться как русские. Эти ценности и являются хранителями русского культурного ядра, рус­ских цивилизационных кодов, оказывая сопротивление культурной эк­спансии Запада.

В российском обществе, к сожалению, сегодня нет никаких призна­ков общенационального консенсуса по вопросам основополагающих цен­ностей — того, что в США называют «американским кредо». Такое поло­жение дел не просто ненормально, но и крайне опасно. В своем Посла­нии Федеральному Собранию РФ 2003 г. второй Президент РФ В. Путин подчеркнул, что без консолидации вокруг базовых общенациональных ценностей Россия не сможет противостоять основным вызовам и угро­зам XXI в. А в ноябре 2008 г. в своем первом Послании Федеральному Собранию РФ третий Президент РФ Д. Медведев посвятил вопросу о значении таких ценностей специальный раздел. В частности, он говорил о них, как о вещах, «которыми нельзя поступиться, ради которых нужно бороться и побеждать». «Это то, что дорого вам, дорого мне, дорого нам всем. То, без чего мы не можем себе представить нашу страну».

Изложив свои представления о базовых национальных ценностях (об этом чуть позже), Д. Медведев подчеркнул, что «это устои нашего общества, наши нравственные ориентиры. А говоря проще, таковы оче­видные, всем понятные вещи, общее представление о которых и делает нас единым народом, Россией. Это то, от чего мы не откажемся ни при каких обстоятельствах».

Эти весьма сильные тезисы, на наш взгляд, следует понимать таким образом, что Д. Медведев связывает базовые национальные ценности с национальной идентичностью России. Кроме того, он замечает, что они же «формируют и наше представление о будущем. Мы стремимся к спра­ведливому обществу свободных людей. Мы знаем: Россия будет про­цветающей, демократической страной. Сильной и в то же время ком­фортной для жизни. Лучшей в мире для самых талантливых, требова­тельных, самостоятельных и критически настроенных граждан».

В этом высказывании просматривается связь ценностей со страте­гией национального развития, немыслимой без модернизации. Таким образом, по мнению Президента РФ, имеющийся у России набор осно­вополагающих ценностей не нуждается в исправлениях и дополнениях и формирует необходимые и достаточные условия для успешной наци­ональной модернизации.

И здесь мы подходим к важнейшему моменту. Поиск национальной идентичности совпал в России с поиском модели национальной модер­низации. По существу это одно и то же, поскольку субъектом модерни­зации в Европе всегда было национальное государство. Между тем в отличие от западных стран ни в Российской империи, ни в Советском Союзе процессы формирования нации-государства не получили доста­точного развития и были замещены развитием имперской по своей сути политической структуры. В результате формирование российской на­ции оказалось чрезвычайно замедленным, и после распада СССР обна­ружилось, что национальная идентичность в России не сложилась.

Без существенного обновления национально-цивилизационной идентичности российское общество не будет достаточно интегрирован­ным и устойчивым, способным отвечать на современные угрозы и вы­зовы, не сможет осуществить полноценную экономическую, полити­ческую и социальную модернизацию. Перспективы модернизации во многом зависят от того, какие образы идентичности будут доминиро­вать в массовом сознании. Так, доминировавшая в массовом сознании граждан СССР советская идентичность порождала патерналистский характер их отношений с государством, т.е. лояльность и послушание по отношению к власти в обмен на минимальные социальные гаран­тии. Представления о принадлежности к «особой исторической общ­ности» — советскому народу к тому же формировало гордость за свою страну, ощущение, что она идет «в ногу с историей», и даже устойчивое чувство превосходства над другими странами и народами («у советских собственная гордость — на буржуев смотрим свысока»). Стереотипы массового сознания, внедрявшиеся властью последовательно и мето­дично, позволили ей на определенном этапе провести мобилизацион­ный тип модернизации, превративший страну из аграрной в промыш­ленную, построить инфраструктуру индустриального общества.

Таким образом, советская идентичность оказалась ключевым ресур­сом нового витка мобилизационного (индустриального) развития. Но именно исчерпание этого ресурса для консолидации идейно-цивили­зационной общности на новом витке такого развития, потребовавшего перехода к инновационной модели, привело к распаду опиравшейся на такую консолидацию экономической и политической системы.

С утратой советской идентичности граждане России после 1991 г., однако, лишились возможности вернуться к идентичности дооктябрь­ской России, поскольку многие системообразующие элементы этой идентичности в течение советского периода были методично выкорче­ваны большевиками. И уже в самом начале 1990-х годов стало ясно, что возрождение дореволюционных основ (православно-имперско-само­державных) российской идентичности невозможно. Например, на про­тяжении сотен лет основой российской идентичности было правосла­вие.

Вернемся теперь в свете сказанного к разговору о ценностях.

Православные ценности, которые доминировали в Российской им­перии, а затем были либо уничтожены, либо (в большей степени) транс­формированы большевиками в коммунистические, на наш взгляд, мож­но свести к пяти основным содержательным блокам.

Небесное выше земного.

Духовное (идеальное) выше материального. Общее (коллективное) выше личного. Будущее важнее настоящего. Справедливость выше закона.

Нетрудно видеть, что эти ценности, вдохновленные православием, кардинально отличаются от ценностей западной цивилизации. Они и составляют содержательную сущность русского гуманизма, отличающе­гося от гуманизма западного, который уже к концу ХК в. себя полнос­тью исчерпал и потерпел моральное поражение, договорившись до того, что «Бог умер». Можно с уверенностью сказать, что именно на перечис­ленных ценностях основана вся русская культура. Не будь русского гу­манизма — не состоялись бы такие явления национальной и мировой культуры, как А. Пушкин, Л. Толстой, Ф. Достоевский, П. Чайковский, А. Островский, Н. Бердяев, С. Рахманинов, В. Розанов, И. Бунин, А. Скрябин, А. Блок, В. Маяковский, М. Булгаков, В. Соловьев, И. Ильин, А. Солженицын. Этот список можно продолжить.

Русский гуманизм в трансформированном виде «пророс» и в совет­скую, первоначально каннибальскую («если враг не сдается — его унич­тожают»), безбожную и даже богоборческую цивилизацию. Богоцент­ризм русской цивилизации был заменен, кстати говоря, в духе идеалов Просвещения антропоцентризмом, т.е. культом Человека, который на­делялся не только планетарной, но и космической миссией. Без ценно­стей русского гуманизма не состоялись бы ни советская литература, ни советский кинематограф. И это касается не только первых четырех из перечисленных выше ценностей, но и, как ни странно, пятой — «спра­ведливость выше закона». Вспомним хотя бы гениальный фильм Э. Ря­занова «Берегись автомобиля». Там следователь М. Подберезовиков, выступая в суде в качестве свидетеля, говорит: «Товарищи судьи! Перед вами сложная задача. Деточкин нарушал закон. Он виноват. Но он... не виноват! Пожалейте его, товарищи судьи... Он очень хороший человек». Так что правовой нигилизм, о котором постоянно говорит наш прези­дент Д. Медведев, искоренить в России будет очень непросто.

Все эти вышеперечисленные ценностные стереотипы и по сей день крепко сидят в нашем сознании (и даже, возможно, в подсознании).

И хотя они вряд ли способствуют конкурентоспособности России в со­временном мире, выкорчевать их из этого сознания, видимо, не удастся никогда. Ведь это уже органика, ставшая именно культурно-цивилиза­ционным ядром нации. И не считаться с этим нельзя.

Главное в национальной идентичности — культурное измерение, цивилизационные коды, т.е. ценности. Причем ценности навязать сверху невозможно. Потому что они суть продукт национального куль­турного развития. Ценности живут в душах людей, которые доброволь­но себя с ними идентифицируют, что и определяет в конечном счете национальную идентичность. Так же как закона и порядка в обществе не будет, если этот закон, даже самый лучший, не живет в душах людей, идентичности не будет, если национальные ценности, ее определяю­щие, не живут в душах людей.

И это с сокрушительной убедительностью показало развитие уже постсоветской демократической России в 1990-е годы. С точки зрения православного христианина, в историческом плане мы пережили в эти годы по существу очередной этап процесса апостасии — отпадения от Бога, потому что отмена лжерелигии, т.е. коммунизма, не привела к воз­рождению в душах российских граждан православного христианства. В душах образовался религиозный вакуум, который и является важней­шей предпосылкой победы в России — впервые в ее истории — «обще­ства практического атеизма» (Н. Бердяев). Все это не могло создать пред­посылок для формирования в стране правового государства, а напро­тив, способствовало невиданному расцвету криминальных отношений.

Во многом это было обусловлено обстоятельствами распада СССР и формирования новой России.

Как бы мы ни относились к Советскому Союзу, он был легитимным и международно признанным государственным образованием. Его пра­восубъектность была подтверждена международным правом в межвоен­ный период, участием в антигитлеровской коалиции в годы Второй ми­ровой войны, решающим вкладом в разгром германского фашизма и не­малым вкладом в разгром японского милитаризма, соответствующими документами послевоенного урегулирования, составляющими основы ялтинско-потсдамского мирового порядка, важнейшими многосторон­ними и двусторонними соглашениями периода 1945—1991 гг. и т.д. Сле­довательно, распад СССР, который был осуществлен без учета воли его народов, без соответствующих переговоров о границах новых независи­мых государств, легитимным назвать ни в коем случае нельзя. Соответ­ственно и образовавшиеся после августовской (1991г.) антикоммунисти­ческой революции и нелигитимных Беловежских соглашений постсовет­ские государства, включая Российскую Федерацию, нельзя было признать вполне законными. Попытка тогдашних «демократов» (Б. Ельцина, Г. Бурбулиса, А. Чубайса, Е. Гайдара, А. Козырева и др.) придать леги­тимность Российской Федерации на почве антикоммунизма полностью провалилась. Несмотря на все их усилия, к тому же поддержанные Запа­дом, антикоммунизм не стал государственной идеологией новой России. Проблема лишь загоняется внутрь, и потому начинаются новые конф­ликты 1992 и 1993 гг. между исполнительной и законодательной властью. Всем памятен референдум «Да, да, нет, да». Следующий этап — октябрь­ская (1993 г.), по существу антисоветская революция, в ходе которой за­конный парламент безжалостно расстреливается кумулятивными снаря­дами, т.е. используется большевистский метод в политической борьбе. «Демократы» действуют как большевики. Отечественная интеллигенция, равно как и Запад, их поддерживает, что, однако, не придает легитимно­сти новому государству. И вместе с тем «черный Октябрь» демонстриру­ет, что путь принуждения, конфронтации и насилия уже заказаны для России. Противоречия вновь лишь загоняются вовнутрь.

Спешно подготовленная Конституция 1993 г., создающая пропрези­дентскую республику, вновь не придает, однако, легитимности новому государству. Конституция принимается без общенародного обсуждения, в ситуации, когда народ, уставший от конфликтов между Кремлем и Бе­лым домом, хватается за соломинку — лишь бы обеспечить хоть какую-то политическую стабильность. Однако на нелегитимные (а по существу криминальные) действия власти он отвечает разгулом преступности в стране. Этот разгул многократно усиливается после проведения «шоко­вой терапии» Е. Гайдаром и жульнической приватизации А. Чубайсом (разумеется, при поддержке Б. Ельцина). В этом, как представляется, со­стоит главная причина «великой криминальной революции» в России в 1990-е годы. Полный произвол самой власти исключал тогда возможность формирования какой бы то ни было правовой культуры в стране.

После прихода к власти В. Путина положение понемногу стало ис­правляться. Кремль частично восстановил субъектность государства, стал больше (по крайней мере публично) опираться на правовые нор­мы, наказал наиболее одиозных «приватизаторов». Одновременно был объявлен курс на защиту национальных интересов во внешней полити­ке и национальную модернизацию — во внутренней — при опоре не только на либеральные, но и на традиционные российские ценности.

Но в этом контексте возник фундаментальный вопрос: совместимы ли традиционные национальные ценности России с задачей модерни­зации и перехода к инновационному типу развития?

Пришлось считаться с тем, что в сознании русского народа глубоко укоренен идеал сильного государства. И это объясняется не только ностальгией по бывшей сверхдержаве — СССР, хотя она, конечно, со­храняется. События 90-х годов ХХ в. и начала XXI в., особенно бом­бардировки Югославии в 1999 г., оккупация Ирака, периодическое вме­шательство западных стран в дела СНГ, затрагивающее жизненно важ­ные интересы самой России, для многих стали свидетельством того, что Запад считается только с экономической и военной силой. В этих усло­виях возможная утрата Россией статуса великой державы воспринима­ется многими как потеря независимости, способности влиять не толь­ко на другие государства, но и на процессы внутри страны.

Кроме того, как уже говорилось выше, в условиях глобализации, раз­мывающей основы национально-государственной идентичности, россий­ское общество оказалось перед необходимостью решения задач модер­низации, а известные доныне модели модернизации строились на осно­ве укрепления национального государства как целостной общности с устойчивыми национально-государственными характеристиками.

Положение осложняется тем, что Россия не знает другого опыта пре­одоления кризисов, кроме как через укрепление государства. Так было на всех переломных этапах русской истории, будь то принятие христи­анства или борьба против татаро-монгольского нашествия, объедине­ние земель вокруг Москвы или реформы Ивана Грозного, преодоление Смутного времени или Петровские, а затем и екатерининские рефор­мы, либеральные реформы Александра II или советская мобилизаци­онная модель развития.

При этом на всех этапах русской истории интерес национальный отождествлялся с государственным. Государство было главным крите­рием идейно-политической идентификации. Позиционирование по отношению к государству оказывалось важнейшей составляющей на­циональной идентичности, а государственное строительство — перма­нентным приоритетом национального развития. Процессы государ­ственного строительства задавали параметры развития национального.

В силу этих и многих других причин позиционирование по отноше­нию к государству и сегодня остается важным референтным ориенти­ром в системе самоидентификации граждан России. Уровень ожиданий, связанных с государством, по-прежнему высок, а глубокое недоверие по отношению к властным структурам объясняется во многом нереали­зованностью таких ожиданий. И потому любое унижение России, лю­бая попытка поставить под сомнение ее статус великой державы вос­принимается российским обществом крайне болезненно. Идеал «вели­чия России» остается одной из основополагающих национальных ценностей не только в политической риторике, но и в национальном самосознании.

Понятно, что с некоторых пор наша власть это стала учитывать. В 2000—2008 гг. мы были свидетелями того, как режим В. Путина, явля­ющийся органической составной частью уже постсоветской демокра­тической России, маневрировал в целях преодоления невиданного на­ционального унижения могучей прежде державы, прежде всего, конеч­но, ради самосохранения. Однако мы видим и то, как декларируемая эволюция в направлении укрепления государственности пробуксовы­вает на месте. Режим, выполнивший функцию разрушения СССР, не может, конечно, в одночасье переродиться и стать вдруг созидательной силой. Дело, однако, не в этом. Маневрирование нынешнего режима, игры в «сильную власть» — верный признак пробуждения от спячки, предзнаменование национального возрождения, свидетельство того, что «низшую точку» разрушения и падения Россия прошла и дальше долж­но начаться движение вверх.

В то же время нельзя не видеть и другого: после распада СССР и избавления от коммунистических химер новая Россия стала намного более восприимчивой к ценностям даже не западным, а универсальным, касающимся не только доказавших свою успешность и эффективность экономических и политических институтов, но и стереотипов мышле­ния и поведения. Серьезные коррективы были внесены в трудовую эти­ку и мораль.

Ключевым элементом системы ценностей в Конституции Россий­ской Федерации 1993 г. (как, впрочем, и в Конституции СССР 1973 г.) провозглашен человек. Его права и свободы определены как высшая ценность. В числе национальных ценностей России, определенных Конституцией, находятся: утверждение прав и свобод человека, граж­данского мира и согласия; равноправие народов; память предков, пере­давших нам любовь и уважение к Отечеству, веру в добро и справедли­вость; суверенная государственность России и незыблемость ее демок­ратической основы; благополучие и процветание России; ответственность за свою Родину перед прошлыми, нынешними и буду­щими поколениями; осознание себя частью мирового сообщества. В Посланиях Президента России (первого и второго) Федеральному Со­бранию Российской Федерации подчеркивается важная роль таких цен­ностей, как безопасность, свобода, благосостояние, государственность, законность, человечность, гражданственность, достоинство, патрио­тизм, нравственность, равенство, справедливость.

В Послании Федеральному Собранию РФ от 5 ноября 2008 г. Д. Мед­ведев расставил следующие ценностные приоритеты:

Справедливость, понимаемая как политическое равноправие, как честность судов, ответственность руководителей. Реализуемая как социальные гарантии, требующая преодоления бедности и коррупции. Добивающаяся достойного места для каждого че­ловека в обществе и для всей российской нации в системе меж­дународных отношений.

Свобода — личная, индивидуальная, свобода предпринимательства, слова, вероисповедания, выбора места жительства и рода заня­тий. И свобода общая, национальная. Самостоятельность и не­зависимость Российского государства.

Жизнь человека, его благосостояние и достоинство. Межнациональ­ный мир. Единство разнообразных культур. Защита малых на­родов.

Семейные традиции. Любовь и верность. Забота о младших и стар­ших.

Патриотизм. При самом трезвом, критическом взгляде на отече­ственную историю и на наше далеко не идеальное настоящее, в любых обстоятельствах, всегда — вера в Россию, глубокая при­вязанность к родному краю, к нашей великой культуре.

Как видно, набор этих ценностей включает в себя не только ценнос­ти, заимствованные у Запада, но и взятые из исторически сложившегося культурно-цивилизационного ядра, которые, однако, вопреки ранее при­веденным оценкам Д. Медведева, все же корректируются, причем в сто­рону индивидуализма, личной свободы, материального прагматизма, правовых норм и ориентаций на сегодняшний день, а не на утопические проекты будущего. Представляется, что эта система национальных цен­ностей, которая еще будет, конечно, уточняться, способна стать жизнен­ным ориентиром граждан России, их современным мировоззрением, не разрушая культурное ядро российской цивилизации.

Итак, с точки зрения универсальных ценностных ориентиров раз­вития страна сделала стратегический выбор: гражданское общество, правовое государство и рыночная экономика. При этом, как представ­ляется, нынешнее политическое руководство России понимает и то, что важнейшими критериями инновационного — как единственно возмож­ного успешного — развития любой страны в XXI в. являются два факто­ра: свобода и технологии. И то, и другое у России есть. Технологии (ин­новационные продукты) — мозги нации, вернее, результат деятельнос­ти этих мозгов. Их сохранение — не только ключ к национальному выживанию, но и гарантия лидерской роли России в XXI в. В той же мере для обеспечения инновационного типа развития жизненно необ­ходимо сохранить и свободу, хотя в историческом плане могут быть и остановки, и временные откаты назад. Однако Россия выстрадала сво­боду и некий свой, национальный вариант демократии, испробовав все мыслимые варианты развития и государственного устройства и отверг­нув их. Именно выбор свободы дает надежду на то, что Россия в бли­жайшие десятилетия успешно проведет национальную модернизацию и обеспечит себе высокую конкурентоспособность в современном мире.

Все сказанное позволяет достаточно уверенно констатировать, что сегодня в стране зарождается новая идеология: условно — «идеология просвещенного демократического патриотизма», которая, возможно, и станет идеологией российского возрождения. Она будет сочетать в себе идеи открытого общества и личной свободы с сильной и ответственной государственной властью. Подспудно начинает формироваться и рос­сийский тип демократии, который представляет собой конституцион­ное совмещение передовых социальных технологий Запада и тысяче­летней русской исторической традиции. Путь России — не «суверен­ная» или «управляемая» псевдодемократия (против которой как раз и выступает третий Президент РФ), под вывеской которой скрывается авторитарная власть, а подлинно демократический и в то же время на­циональный тип государственности, как ее определял И. Ильин. Этот тип и есть путь к современной российской государственности, сильной государственной власти, действующей строго в рамках закона и, таким образом, находящей оптимальный баланс между идеей свободы и иде­ей справедливости. Если страна не свернет с этого пути, то впервые в истории будет достигнут компромисс между свободой, ведущей в своем абсолютном выражении к анархии и развалу государства, бунту и меж­доусобицам, и справедливостью, порождающей в своих крайних фор­мах деспотию и тоталитаризм. Поиск этого баланса и есть стержень ны­нешней российской политики.